Шрифт:
Когда писательница перевела дух, а ее героиня после неуклюжего признания в любви принялась бродить по городу под любимую песню автора, Женя украдкой оглядела людей в читальном зале.
Земсков задумчиво гладил себя по бедру и рассеянно смотрел на Матильду, зато его заместительница крутила в руках карандаш, не скрывая радостного предвкушения. Женина соседка что-то радостно строчила в блокноте. Литераторы на первых рядах – благородные люди – скалились, будто почуяли кровь.
Мати закончила читать и по тишине поняла, что что-то идет не так. Она долго и очень аккуратно складывала свои листки, прежде чем поднять глаза.
– Автор, вот ваш последний диалог, – взяла слово Анастасия Емельяновна, поднявшись и церемонно расправив юбку, – вы только что сами прочитали его вслух и с выражением. Вам самой понравилось? Или вы все-таки услышали, как он фальшиво звучит?
Матильда не успела ответить, потому что слово подхватила Женина соседка справа. Со своего места она подскочила как ужаленная. Женя от неожиданности чуть не свалилась со стула.
– Посмотрите, как вы описываете глаза! – почти выкрикнула она, сверившись со своими записями в блокноте. – Это какие глаза? Зеленые с черными крапинками? Разве такое бывает? А потом это ваше, я записала… «Крапинки мне помахали»?
Матильда покраснела. Ее пылающие щеки были видны даже из середины зала.
– Я могу, например, вообразить машущие крапинки, – не выдержала Женя, глядя на выступающую снизу вверх. Она повысила голос, и ее тоже было слышно на весь зал. – Запросто! И глаза в крапинку бывают!
Теперь весь зал смотрел на Женю, а не на Матильду. Соседка справа опешила.
– Ну, раз так… – пролепетала она и села, покраснев при этом не хуже Матильды. Женя усмехнулась и перевела взгляд на сцену.
– Коллеги, у кого-нибудь есть еще замечания? – Анастасия Емельяновна не дала сбить себя с толку.
Литераторы с первых рядов мгновенно подхватили брошенную им кость и принялись увлеченно грызть коллегу. Особенно усердствовали женщины с прическами: кто-то кудахтал, что так никуда не годится, это не литература; кто-то визгливо цитировал избранные места; кто-то вещал, по-учительски подбоченясь. Они умудрялись перебивать даже друг друга, поэтому даже речи не шло о том, чтобы дать Матильде хоть как-то ответить и защитить себя.
– У вашего героя идеальная стрижка, как будто он только что из парикмахерской, но пыльный камуфляж, как будто он только что из похода. Вы уж определитесь!
– Матильда, общее впечатление от текста пока такое: картонная речь картонных персонажей в картонных декорациях. Ни одной живой фигуры. Язык гладкий, но очень похоже на школьное сочинение – хорошего, надо сказать, уровня – но со штампованными красивостями и канцеляризмами.
– Эти ваши приемчики дешевые, бульварно-романтичные такие… Краснеть, губки закусывать и все такое…
– Начало романа неудачное, на мой взгляд. Вы хотели создать интригу, но не дали читателю ничего для фантазии. Этот ваш Макс, он какой? Большой или маленький? Сильный или слабый? Жестокий или добрый, но в тоске? В общем, слушаю что-то, а что слушаю – понятия не имею…
– Этот текст – очередное подражание графоманке, распиаренной страдалицами пубертатного возраста!
– Вы ахинею какую-то написали!
– Это нечитаемо. Чистить текст!
– Даешь длинноты, обороты, причастия! Побольше «-вшей»! Пусть текст будет не только картонным, но и омерзительным стилистически.
Женя даже растерялась. Никого из предыдущих чтецов так не критиковали, а поэты, выступавшие перед Матильдой, были не бог весть какими мыслителями. И текст «Третьей жены» был не настолько плох, чтобы выливать на него столько помоев.
– А получили вы по заслугам, так что не обессудьте! – припечатала напоследок Анастасия Емельяновна.
– Так насильники говорят, – снова не выдержала Женя. И все снова обернулись на нее. Анастасия Емельяновна скривилась.
Матильда держалась молодцом. Она не плакала и даже находила в себе силы кивать в ответ на жестокие слова своих критиков, и только плотно сомкнутая челюсть и побелевшие крылья носа выдавали ее напряжение.
– Я думаю, на этом можно закончить, – произнес Земсков, вставая.
Довольным он не выглядел в отличие от своей заместительницы. Анастасия Емельяновна лучилась довольством, словно только что мазалась медом и щебетала с подружками в парилке. У нее даже лицо лоснилось похоже – только махрового тюрбана на голове не хватало! Жене невольно захотелось стукнуть ее по мясистому затылку.
Зрители поднимались со своих мест, разминали затекшие ноги, выпивали, закусывали котлетками, то и дело поглядывая на Матильду, которая спустилась со сцены и поспешила к Жене.