То, что я уже видел.

Эти снежные своды,

Стеклянные эти покровы,

Что солнце лучом освещает

И месяц серпом своим режет;

Эти алмазные сферы,

Эти хрустальные арки,

Где сверкают созвездья,

Где роятся планеты,

Это мои науки,

Это священные книги:

На их листах из алмаза,

В их сапфирных тетрадях

Письменами златыми пишет,

Узорными строками чертит

Небо людские судьбы,

Горькие или благие.

Я их так легко читаю,

Что духом слежу свободно

Быстрое их движенье

По своим путям и дорогам.

И было угодно небу,

Чтоб стал мой злосчастный гений

Разгадчиком тайных знаков,

Толкователем тайных строчек.

Лучше б сразу жизнь моя стала

Мишенью небесного гнева,

Чем быть источником бедствий.

Ибо для тех, кто несчастен,

Даже разум - острее кинжала,

И чья погибель - в познанье,

Тот сам себя и погубит!

Но об этом расскажут лучше

Не слова мои, а деянья,

И затем, чтоб вы им дивились,

Тишины попрошу я снова.

Клорилене, моя супруга,

Родила мне страшного сына,

На рожденье коего небо

Чудеса свои исчерпало.

До того как на свет прекрасный

Предстать из живого склепа

Материнского лона (ибо

Рожденье и смерть подобны),

Он множество раз являлся

В бреду и во сне роженице,

И мнилось ей, что свирепо

Плоть ее разрывает

Чудище в виде ребенка

И, в крови материнской купаясь,

Смерть ей несет, родившись

Человечьим чудищем века.

Когда начались родины,

Сбылись предсказанья неба

(Того, кто прочтет их тайну,

Никогда они не обманут).

Был гороскоп ужасен:

Солнце, омытое кровью,

Схватилось с луною бледной

В яростном поединке.

И, землю сделав барьером,

Два небесных светила

Хоть не мечом рубили

Огнем палили друг друга.

Ужаснейшее затменье

Из всех, что когда-либо солнце

Испытало, с тех пор как кровью

Оплакало смерть Христову,

Наступило в тот день; пожаром

Охваченное светило,

Казалось, сейчас забьется

В последнем своем пароксизме:

Мраком покрылось небо,

Стены домов дрожали,

Тучи прорвались камнями,

Реки разлились кровью.

В этих, постигших солнце,

Судорогах и корчах

Сехизмундо на свет явился,

Как признак проклятья неба;

Он матери стоил жизни,

Чем заявил жестоко:

"Человек я, коль злом плач_у_ я

За добро, что мне оказали".

Обратившись к моим наукам,

Поразмыслив, я понял ясно,

Что будет принц Сехизмундо

Заносчивым человеком,

Несправедливым владыкой

И нечестивым монархом,

Под властью коего станет

Королевство добычей раздоров,

Школой измены черной,

Академией всех пороков.

А он, влекомый безумьем,

Сжигаемый гневом и страстью,

И на меня поднимет

Руку, и пасть заставит

Короля к стопам его сына

(О чем со стыдом говорю я!),

И станут мои седины

Ковром под его шагами.

Кто же злу не поверит,

Когда это зло увидеть

Ему помогли науки,

Что к жизни его причастны?

Поверив предупрежденью

Судьбы, что веленьем неба

В своих роковых откровеньях

Пророчила мне страданья,

Я решил заключить в темницу

На свет рожденного зверя,

Чтоб узнать, имеет ли мудрый

Власть над звездами неба.

Огласили указ, что мертвым

Принц родился наследный,

И велел я построить башню

Средь скал пустынных и диких,

Куда б не нашел дороги

Даже рассвет, отвержен

Непроходимой стеною.

Объявлено было публично,

Что под страхом суровой кары

Запрещается приближаться

К зловещему этому месту,

И этот запрет был вызван

Тем, о чем рассказал я.

Там и живет Сехизмундо,

Жалкий, нищий и пленный,