Англичанин ещё раз улыбнулся и заметил:

— А ведь Кэтти могла стать императрицей, если бы в своё время вышла за тебя замуж.

— Она могла, и не выходя за меня, стать императрицей, но только в России. Видимо, ей это не нужно.

— Это всем нужно.

— Почему тогда ты не стал королём?

— У меня особая ситуация: когда вернулась магия, в Англии уже был король. К тому же в должности премьер-министра мне намного удобнее служить своей стране. У короля слишком много времени уходит на всякий церемониал, да и внимания к премьеру меньше. Вот я сейчас сижу здесь, напротив тебя, в этом мягком уютном кресле, а никто в Лондоне даже и не замечает моего отсутствия.

— Ну раз уж ты здесь сидишь, может, наконец-то расскажешь, с какой целью прибыл? В дружеский визит я верю всё меньше и меньше.

— Да, Вилли, — с наигранным расстройством произнёс Эджертон. — Похоже, ты не очень-то мне доверяешь.

— Вчера ты пытался убить Кэтхен, завтра на её месте могу оказаться я, — совершенно спокойно, без каких-либо эмоций произнёс Вильгельм Пятый. — Поэтому давай не будем о доверии, переходи уже к делу.

— Я могу быть уверенным, что этот разговор останется между нами?

— Если ты не задумал что-либо, что может опять навредить Кэтхен, то да.

— У меня нет ни малейшего желания вредить Кэтти. Но она живёт в России, а Россия — враг Британии!

— Делай что хочешь с Россией, Гарри. Можешь ей даже войну объявить, если из ума выжил. Но Кэтхен не тронь!

— Звучит как угроза, — заметил Эджертон.

— Это она и есть, — подтвердил Вильгельм Пятый. — Мы поклялись мастеру защищать друг друга, помогать друг другу; и пусть для тебя данная нами клятва больше ничего не значит, я не собираюсь её нарушать!

— Вилли! Прошло сто лет! — герцог всплеснул руками. — За это время многое изменилось.

— Многое, — согласился император. — И мы тоже. Но это не избавляет нас от клятвы. Учитель воспитывал нас так, чтобы мы были семьёй. Через его школу прошла не одна сотня учеников, но из них всех он выделил лишь нас четверых, лишь нам он открыл все свои тайны, и передал все знания. Он выбрал нас не для того, чтобы мы враждовали.

— А для чего?

— Не знаю. Но точно не для вражды и междоусобиц.

— Ты помнишь пророчество мастера о великой войне?

— Я постоянно думаю о нём. И если этой войне быть, то мы должны оказаться по одну сторону фронта.

— Если мы все вместе будем по одну, то кто же будет по другую? — удивился Эджертон. — Кто тот таинственный враг, против которого мы должны сплотиться? Что-то я пока никого подходящего на эту роль не наблюдаю.

— Это меня и пугает, Гарри. Мы не знаем, кто бросит вызов миру. Поэтому нам нужно, если не держаться вместе, то хотя бы не враждовать. Пусть мы не стали семьёй, как мечтал учитель, но убивать друг друга — это уже перебор.

— Нет никакого мы, Вилли. Меня удивляет, что ты до сих пор этого не понял. Кэтти пятьдесят лет не выходила из своего леса, она даже не отправила мне поздравительную телеграмму в годовщину моего столетия! Нори вообще сразу исчез, и никто ничего о нём не слышал.

— Поговаривали, что он построил монастырь и продолжил дело учителя — искал талантливых ребят и развивал их способности к магии.

— Поговаривали? — Эджертон усмехнулся. — А где этот монастырь находится? Почему за все прошедшие годы Нори ни разу не объявился? Не находишь, что это как-то слабо похоже на семью?

— Я часто думаю о Нори, — сказал Вильгельм Пятый. — Возможно, у него были причины не выходить на связь. Может, он, как и ты, обиделся, что меч достался не ему. По большому счёту, он из нас всех больше всего заслуживал получить клинок мастера. Надеюсь, с нашим другом всё хорошо.

— Причины, говоришь? Если он всё ещё жив, то я не вижу ни одной причины, чтобы за сто лет ни разу не объявиться. Точнее, вижу одну.

Премьер-министр Британской империи встал с кресла, сделал шаг в сторону императора Вильгельма Пятого, протянул ему открытую ладонь и сказал:

— Нет никакой семьи, Вилли. Есть лишь старые никому не нужные воспоминания, твоя юношеская влюблённость, красивые слова учителя и клятва, давно утратившая свою ценность и актуальность. Забудь уже про неё. Давай заключим новый договор! Я и ты. И тогда будет уже неважно, кто бросит миру вызов: Россия, Китай, Америка, да хоть все вместе. Если Британия и Германия заключат военный союз, мы перекроим мир так, как будет выгодно нам — тебе и мне.

— Я не хочу воевать со всем миром, Гарри.

— Придётся. Ты же видишь, во что превращается Россия. И это Романов ещё не стал императором! А ты в курсе, что творится за китайской стеной? Ты собираешь по маленьким лоскуткам свою империю, и по европейским меркам она считается большой, но ты видел, каких размеров уже достиг Ацтлан?