Резкое движение заметили — несколько воинов отвлеклось. Один из них подошел ближе, и пригвоздил меня мечом к полу, добивая. «Тело» к этому моменту уже был мертво, и боли я не чувствовал. Неправильность происходящего заметил пригвоздивший меня мечом к полу, но удивиться не успел — потому что он уже сам умер.

Насилующий королеву вдруг замер, сорвавшись с ритма и отпрянув от королевы, упал на колени; его тошнило кровью. Фламгорн, жующий рядом окорок, так и не отпустив кусок мяса подбежал к своему бойцу в попытке понять, что случилось. Герцог успел почувствовать мое приближение — обернувшись, он вскинул меч, но я легко перехватил его руку — чувствуя, как хрустят кости запястья.

Во «мне» сейчас бушевал просто океан силы — и взмахнув правой рукой, я словно маску снял кожу с лица герцога, обнажив кости черепа. Фламгорн упал на колени, а я уже убивал стоящих рядом.

Растрепанная, обнаженная и окровавленная Ассама уже стояла на ногах, на столе, наблюдая как обратившиеся в кровавую нежить солдаты из числа тех, кто утолили с ней свою похоть, а также поднявшиеся в виде упырей гости свадьбы добивают убийц, пришедших с винтарским князем.

Когда в зале не осталось живых, разбудившая в себе силу Магии Крови Ассама спрыгнула со стола и присела рядом с белой невестой. Прижав мертвую дочь к груди, королева подняла взгляд к потолку и громко закричала.

От ее пронзительного крика ближайшие витражи брызнули осколками, а стены дворца задрожали так, что с грохотом неподалеку упала люстра. Я же в этот момент опустил взгляд и увидел знакомую рукоять. Оказалось что Фламгорн, прежде чем умереть и переродиться в рыцаря смерти, последним осознанным движением воткнул в «меня» ледяной клинок Королевского милосердия.

Не устояв на ногах, я упал на колени — не на спину, чтобы не рухнуть на торчащий из тела ледяной клинок. Тут же изо рта у меня хлынула кровь, заливая руки, чужой меч, пол передо мной. Последнее что увидел, была богатая мозаика пола, прыгнувшая мне в лицо, а потом стало темно.

Очнулся, впрочем, практически сразу же: реальность ударила меня словно обухом по голове — открыв рот, краем слушая крики демонессы, я попытался застонать, но из горла вырвался лишь сиплый вздох.

Совсем рядом оказались глаза встревоженной Марины. Она держала мне голову, а с другой стороны появилась Аня, протягивая мне миску с водой.

Я полностью пришел в себя. И давно. Несколько часов прошло точно.

Рядом по-прежнему хлопотали Марина и Аня. Мелькнули пару раз лица жриц из храма Иллуны — похоже, именно они меня восстанавливали.

Я сейчас ощущал себя в полном порядке. Физически. Но с сознанием мои происходили удивительные вещи. Ледяное спокойствие, накатывающее на меня в минуты опасностей, сейчас преобладало во мне настолько, заполняя полностью, что словно выморозило вообще все эмоции и чувства.

Вспоминая страшный подъем по лестнице, окровавленную чародейку, гибнущих одного за другим винтарцев, я думал о том, что произошедшее было ужасно. Но отстраненно думал и вспоминал, совершенно не переживая. Как обезболивают десну и зуб уколом перед лечением, так и меня словно обезболили всего до полной эмоциональной невосприимчивости. И я даже знаю, что это был за укол — вспомнил я исходящий ледяной дымкой клинок, который совсем недавно наблюдал торчащий из своего собственного живота.

У меня сейчас не было вообще никаких эмоций — я смотрел на все происходящее с ледяным спокойствием наблюдателя. Я просто лежал. Мне сейчас не хотелось ничего. Наверное, в обычном состоянии это должно было бы меня волновать.

Я лежал и безучастно смотрел, как Марина пытается со мной разговаривать. Смотрел как плачет Аня. Наблюдал как ходит вокруг кровати задумчивая Доминика, то и дело срываясь на крик, обращаясь ко мне. Словно исчерпав все меры воздействия, она махнула рукой и исчезла.

Удар ледяного меча выстудил мою душу, убивая все эмоции.

Доминика, недавно исчезнувшая из поля зрения, вдруг вернулась. Была она не в привычном своем наряде гильдейского авантюриста. Одежда ее, наверное, в иное время могла меня смутить: на ней сейчас были только высокие сапоги, золотое ожерелье с крупными камнями и тонкий пояс золотой цепочки. Сев напротив меня, демонстративно медленно закинув ногу на ногу, Доминика мне что-то говорила.

Я слышал, но не слушал.

То, что говорила мне демонесса, мне было неинтересно. Она это поняла, и вдруг сорвавшись с кресла, запрыгнула на кровать и принялась на меня орать.

«Очнись! Очнись! Очнись!» — слышал я эхо ее криков.

Если бы не ее бестелесность, полагаю, каждый крик демонессы сопровождался бы пощечинами. Безо всякого интереса я наблюдал как качается и подпрыгивает от движений передо мной грудь демонессы, как переливаются светом красные камни в ее ожерелье.

Подняв правую руку, я посмотрел на запястье. Изогнув руку, легко заставил клинок слепка души Доминики разматериализоваться и отбросил его на кровать. Мельтешащая рядом полуголая демонесса исчезла. И это хорошо, а то жужжит словно навязчивая муха. Меня это не утомляет и не беспокоит, но тишина лучше.