– Зачем какать?
– недовольно вопросил Синяк.

– Чтоб тушь не расплывалась. Не нагнетай алкоголь загодя. Жирному лучше пособи.

Синяк сделал обманчивое движение - будто с тахты, но Роман придержал его: сиди, не нужен.

Чтобы порыв не был пустопорожним, Синяк прихватил с пола лепесток ветчины.

– Рассказывай, Жирный, - приказал он.
– Развлекай.

– У меня во Франции книга вышла, - начал Роман.
– Летом поеду...

– Опя-ять он свое, - скорчил рожу Синяк.
– Что же вы по-человечески базлать не можете, все про книги!.. Кстати, Жирный, моя крестная психиатром в отсталой школе для дураков работает. Говорит, твоя книга про меня у питомцев настольная...

– Рома, а где же фото?
– раздраженным на всякий случай голосом рассеянно спросил Иван.
– Фоту сделали?..

Роман протянул ему фотографию.

– Да-а...
– задумчиво произнес Иван.
– Такое лицо может любить только мама. Хорошо, косы не видно. Скажут, гермафродит.

– Кого?
– насторожился Синяк.

Наконец муравьи закончили свою работу. Ванька загнал их в "сытую" банку. Достал батарейку "Крона". От батарейки тянулись два проводочка, оканчивающиеся обнаженными жальцами. Он легонько совокупил проводки - стрельнула искорка. Ванька снова вбил в глаз черный цилиндр и еле заметными движениями начал подковыривать искрящимися электродиками недовыеденные фрагменты текста.

– Потом проварить в щавелевой кислоте, подстарить...
– бормотал он и, закончив свою ворожбу, со стоном разогнулся.

– Наливаю, Иван?
– нетерпеливо спросил Роман.

– Не ломай традицию, - напомнил Синяк.
– Пусть Иван сначала стих зачтет.

– Можно, - кивнул мастер и заговорил давнишними своими тюремными стихами, которыми в свое время, еще в шашлычной при первом знакомстве, навсегда покорил Синяка.

– Значит, время прощаться, коль вышло все так, как все вышло. Повторите, маэстро, - пусть звуки заменят слова, только скрипку печальней, оркестр потише, чуть слышно, только тему надежды - пунктиром, намеком, едва...

– Ну, быть добру!
– провозгласил Синяк тост.
– Шолом, козлы!

Пили старательно. За двадцать лет Ванькиной свободы, за новые зубы Синяка, за книгу Жирного, вышедшую в далекой Франции, за дружбу, за любовь...

Когда наступил перекур, Иван, лениво ковыряясь в зубах, вяло поинтересовался:

– Рома, за кого ты нашего Вовика сватаешь? Она окрашена в обручальный цвет? Прошу подробности.

– Даму зовут Александра, - сдержанно сообщил Роман.
– Правда, Михеевна. И смолк.

– Что-то ты подозрительно немногословен, - заметил Иван.
– Не со своего ли плеча?.. Инцест грядет?

– Дама - коллега, - уклонился от вопроса Роман.
– Коммерческий зам. Сикина. Генерального директора нашего КСП.
– И продолжил: - Инцест отчасти есть. Плюсквамперфект.

– Кого?
– нахмурился Синяк.

– Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой...
– перевел Ваня.

– Да она еще за такого чмо и не пойдет, - набивая цену, сказал Роман.

– Ладно вам дуру гнать, - оскорбился Синяк, - я для вашей Михевны волшебный принц из детской сказки.

А Иван озадачился другим.

– Как директора фамилия, говоришь?
– спросил он, извлекая из кильки нежный хребет.

– Директора? Сикин, - удивился любопытству Ивана Роман.
– Юрий Владимирович Сикин. А чего ты весь набряк, как золотушный?..

Ванька медленно облизнул губы.

– Сикин, говоришь?
– проглотив помеху в горле, выдавил он.

– И ты его знаешь?
– удивился Роман.
– Сочувствую.

– Юру Сикина я знаю хорошо, - медленно, чуть не по складам произнес Ваня.
– Языки вместе учили иностранные... Юра Сикин меня посадил.

2

Юрий Владимирович вошел, как всегда, несколько смущенный. Саша не стала дознаваться, с чего это начальник заявился в нерабочий день да еще в такую рань, - обычно он приезжал к ней на буднях, и отправилась в ванную.

Встала под душ, по привычке глянула в зеркало. Губы и веки она делала еще в Англии: пять лет без забот - ни подводить, ни красить. Открыла рот: зубы плотно пригнаны друг к другу без единой червоточины, пломбы беленькие, незаметные... Грудь? Грудь как грудь, с учетом возраста. Ноги? Ну, ноги - ее гордость.

Заранее морщась, Саша повернулась к зеркалу боком и привычно вздохнула. На границе попы и спины выделялся лоскут кожи, не соответствующий общему покрову. Это отец ее пятилетнюю в родном городе Холуе ошпарил пойлом для поросенка.

По случаю выходного дня Саша вставила бирюзовые контактные линзы вместо зеленых повседневных, благоуханная, впорхнула в комнату, красиво скинула кимоно. Но... Юрий Владимирович не лежал, где ему полагалось, а сидел согбенно за обеденным столом в очках на шнурочке, насупленный, обремененный раздумьями, похожий на немолодого дурака. Однако!.. Саша подняла кимоно, встряхнула у начальника перед носом, как бы сбивая пыль, на самом же деле отрясала сексуальный налет ситуации, теперь уже абсолютно исключенной.