— Так это же баня! — воскликнул я.

Митька покачал головой, пошел дальше.

— Ну что, угадал?! — спросил я, нагоняя его.

— Угадал? Чего тут гадать? Конечно, баня! Ну вы даете! Тут вон — женская, а в другом конце — мужская. Кстати, завтра у нас банный день!

— Я в общественную баню с детства не хожу! — сказал я сразу, не задумываясь.

— Ну-ну, — засмеялся Митька.

Я спохватился.

Черт, это ж не моя память.

Здесь-то Никифор, наверняка, по графику ходил, со всеми. Как же иначе.

— Ладно, — выдохнул я. — Я пошутил.

— Я так и понял, — сказал Митька. — А мы пришли.

Он остановился у неприметного, похожего на все остальные, домика. Только уж совсем маленького. И какого-то дряхлого, как и его хозяин. Он, наверное, с детства своего в этом домике живет, лет двести.

Митька шагнул в узкий проем, я вздохнул и двинулся за ним.

Скрипучая покосившаяся дверь открыла нам нутро темного затхлого тамбура. Пахнуло еще чем-то резким, сухим, пряным. Когда глаза привыкли к полумраку, я обнаружил на стенах развешенные корешки, травки, сушеные цветы разных форм и размеров.

— А этот твой старейший часом не шаман? Ну, или там лекарь…

Митька держался за ручку двери в дом, ответил даже с какой-то гордостью.

— Не. Он провидец, мудрец! — и, легонько постучав костяшками пальцев по косяку, потянул на себя дверь.

— Ну тоже ничего так профессия. Редкая.

Дверь тоже со скрипом отворилась. Маленькое помещение озарялось красными прыгающими огнями из открытой печной дверки. Рядом на корточках сидел наш старец — совсем мне показался каким-то маленьким и высохшим, как и его травки в тамбуре. Зато борода и редкие волосины на голове горели жаром. Подкинул старик полешко в печку, захлопнул. Борода погасла, в полумраке стала серой.

— Ну, проходите, — сказал он так, будто ждал нас, и махнул рукой в угол комнатки. — Устраивайтесь, сейчас чаю горячего заварю с мятой.

Сам медленно приподнялся и, прихрамывая, поковылял в кухоньку. Звякнул чайник, зажурчала вода.

Мы прошли в указанный нам угол к небольшому столу. Вдоль стен, смыкаясь, стояли две узкие лавки.

— А чего он печку-то топит летом? — тихо спросил я Митьку, когда мы сели.

Митька открыл рот, чтобы ответить, но за него это сделал сам старик, ковыляющий к нам.

— Старый я стал совсем, мерзну даже летом, — проскрипел он, покашлял. — Вот и подтапливаю печурку понемногу.

Он тяжело опустился рядом с Митькой, напротив меня.

— Ну, так это понятно! — сказал я. — Я вот тоже старый стану, тоже мерзнуть буду. Наверное.

Старик как-то живо вскинул на меня острый колючий взгляд из-под кустистых белых бровей.

— Будешь мерзнуть, — сказал он уж больно как-то утвердительно. Словно знал это уже сейчас наверняка.

Даже неуютно стало под этим взглядом.

Но взгляд его быстро смягчился, под бородой промелькнула даже какая-то улыбка беззубая. Голос прозвучал бодрый, веселый.

— Чай сейчас заварится, Митрофанушка разольет нам.

Митрофанушка ни секунды не возражал, заелозил в нетерпении.

Старик же снова сменил маску на лице, серьезно сказал.

— Спрашивай, Ник. Знаю ведь зачем пришел. Вижу, что вопросов много внутри у тебя скопилось.

— Да уж, скопилось, — сказал я сипло, прокашлялся.

— Но я тебе на все не отвечу, сразу говорю. Я же не полиглот, и не экстрасенс какой-нибудь. Я только главные ответы знаю. А до остального ты ежели не сам дойдешь, то другие ответят.

Я открыл рот, чтобы задать первый вопрос, и старик тут же меня заткнул, подняв ладонь.

— Обожди. Давай чайку сначала. Митрофанушка, сходи, милок, налей нам по кружечке.

Митька засуетился, задергался, пытаясь пробраться через меня, аж стол сдвинул. Старик наблюдал за ним прищурясь в улыбке. Любит, видимо, этого рыжего оболтуса. Когда Митька, наконец, выбрался, старик, не глядя на меня сказал.

— Давай так, Ник. Я тебе кое-что расскажу, чтобы много вопросов твои закрыть разом. А, что не понятно будет, отвечу по ходу рассказа.

— Ладно, — согласился я. Как-то не рассчитывал я старческие истории тут слушать. Но, старик тут хозяин, да и вообще, я к старикам с уважением.

Старик будто прочитал мои мысли.

— Я про себя не буду тебе рассказывать, не бойся. Если только сам не попросишь. Я про тебя буду рассказывать.

— Про меня? — спросил я. Хотя, да, про себя я бы много чего порасспрашивал.

Митька тем временем принес дымящиеся огромные деревянные кружки. Аромат поплыл по домику просто невообразимый. Не ожидая разрешения, я схватил кружку, сделал маленький обжигающий глоток. Приятное тепло потекло в желудок, обожгло и разлилось мгновенно по сосудам энергией и силой. Не знаю, что там было намешано, но творило это снадобье нечто необъяснимое!