У него тоже были длинные белоснежные волосы и такая же борода. Одет он был в длинную белую хламиду, а на голове — головной убор, похожий на шляпку гигантского гриба.

— Они ходят и вращают колесо, которое дает нам энергию, — сказал он. — Все остаются в выигрыше.

— Но кто это такие? — спросил я. — И почему они так странно выглядят?

— Все они были душевно больны, — ответил грибоголовый. — Их доставили к нам в лечебницу, где мы провели каждому несложную операцию. Теперь они не представляют угрозы для себя и окружающих, кроме того, приносят пользу.

— Но к нормальной жизни они больше не вернутся, ведь так? — спросил я.

— Что именно вы называете нормальной жизнью? — спросил грибоголовый, кажется, не ожидая ответа на свой вопрос. — Они живут в тепле и чистоте, обеспечены одеждой по сезону и достаточным количеством питательной пищи. Им не грозит голод, нищета и нападение диких животных.

— А если человек не сумасшедший, вы тоже можете превратить его вот в такого болвана и отправить крутить колесо? — спросил я.

— Если человек здоров, то нет необходимости в операции, — сказал грибоголовый. — Послушание и соблюдение распорядка обеспечат его теми же благами.

— И что, находятся люди, которые к вами приходят сами? — спросил я. В животе резко возникла пустота. Здесь ведь не случайно нет никакой охраны и никаких замков. Наверняка у этих белоглазых типов есть какие-то основания чувствовать себя в безопасности. Помимо воли я представил себе, как шагаю в этом вот строю, третьим в ряду, между тощей девочкой-подростком с жиденькими мышиного цвета волосами и поджарым пожилым дядькой с все еще сохранившимся на лице следами былого алкоголизма. И смысл моей жизни будет исключительно в том, чтобы двигать своими шагами здоровенное колесо-генератор. Хрен знает, какой энергии.

— Жесть какая… — пробормотал я. И осторожно вежливо кивнул. — Спасибо за разъяснения.

Грибная шляпа качнулась. Я посмотрел на Натаху, которая завороженно смотрела на слаженно шагающий строй людей. Потом огляделся. Грибоголового рядом не было.

— Натаха, — говорю. — В твоих рассказах про Грустину не было ничего о путниках, которые туда случайно забрели, а потом их больше никто не видел?

— Неа, — она мотнула головой. — Были те, кого не пускали.

— А зачем они приходили? — спросил я и с надеждой посмотрел в сторону выхода с этой странной территории.

— За всяким разным, — сказала Натаха. — Кто-то учиться хотел, кто-то сокровища искал. Говорят, что они и под землю-то ушли, потому что обороняться не хотели. Насилие им вроде как чуждо.

— Похоже, они правда не люди, — теперь уже я дернул Натаху за рукав. — Давай уже пойдем отсюда. Не поговорили с нашей Катенькой, да и хрен с ней. Наверняка она в дневнике про эти Золотые Соболя писала.

— Не понимаю, что тебя здесь так напрягает, — Натаха была расслаблена, не похоже, чтобы зрелище стада людей, с бессмысленными глазами шагающих строем, доставляло ей хоть какое-то неудобство. — Можно подумать, бесноватыми или юродивыми они жили бы лучше. Повезло бы, если бы кто-то их кормил и одевал. Если бы хватало мозгов, просили бы милостыню. А если нет — с голода бы сдохли.

— А если сюда под видом сумасшедшего привезли здорового? — спросил я. — Опоили какой-нибудь сонной дрянью, притащили к этим белоглазым колдунам. Уверена, что они разбираются, прежде чем свою лоботомию устраивать?

— Так вроде с некоторыми особо несговорчивыми преступниками так и поступают, — Натаха пожала плечами. Потом рассмеялась, глядя на мое недоумевающее лицо. — Я правда не понимаю, чего ты так переживаешь.

— А если они нас вот так решат поставить в строй, мы сможем им помешать? — спросил я.

— Наверное, не сможем, — лицо Натахи стало задумчивым. — Только я в толк не возьму, для чего им это может понадобиться.

Наверное, на кого-то другого и разозлился бы, но Натаха была настолько гремучим коктейлем из боевой машины, прилежной хозяйки и наивной девицы, что я просто не смог. Обнять и плакать. Правда, если она еще позволит себя обнять и не сломает что-нибудь легким движением руки.

— Пойдем уже в город в любом случае, — сказал я. — Еще массу всяких дел надо сделать.

После обеда на Толкучем рынке народу меньше всего — часть торговцев уже распродали свои товары и разошлись, а кабаки еще не начали свою вечернюю программу. Так что Ларошева я заметил издалека. Он нетерпеливо ходил из стороны в сторону. Иногда поглядывал на часы. Садился на лавку. Потом вскакивал и снова ходил.

Сегодня он совершенно не был похож на Бабку-Ёжку. Лицо немного сохранило следы неумеренных возлияний, но волосы были в полном порядке — кудрявая шевелюра Ларошева была вымыта, расчесана и даже уложена в весьма элегантную прическу. Одет он был в яркий щегольской костюм болотного цвета с золотой нитью. На шее — шелковый платок.