Шрифт:
– Сейчас идет перезаключение многих договоров, – говорит Саша с той же серьезностью. – Чаще всего возникают вопросы, которые требуют незамедлительного решения.
– Знакомо. Но поверь, почти все эти вопросы можно решить в телефонном режиме. Не загоняйся раньше времени, – убеждает его Артем Владимирович. – Кроме того, когда что-то такое случается, – дергает подбородком в сторону окна, – это обычно неспроста. Значит, ты должен быть здесь. Значит, нужна эта пауза. Значит, надо использовать.
– Саня, ешь, – подключается Татьяна Николаевна.
– Саня, пей, – со смехом поддерживает маму Артем.
Все, кроме Лизы и Рины, немного выпивают. Но Саша к своему бокалу с вином упорно не притрагивается.
– А может, просто оставите человека в покое? – вопрошает Рина, закатывая глаза. – Что он вам сделал?
Реакцией на это замечание является общий смех. Но после большинство советчиков, и правда, извиняются перед хмурым Георгиевым за навязчивость и переключаются на тему предстоящей свадьбы Дани и Рины.
В этом счастливом шуме наши с Сашей взгляды в очередной раз неизбежно встречаются, и мой желудок совершает резкий переворот. А уж когда я осознаю, что он задерживает зрительный контакт, к акробатическому выступлению присоединяется сердце.
В темных глазах Георгиева заперто столько эмоций, что они попросту валят с ног. Всего пара секунд, и я понимаю, что повержена. В грудь будто нож всадили, не могу вздохнуть.
И вдруг… Свет в кухне мигает и гаснет.
Темноту прорезает серия негодующих возгласов, но практически сразу же за ними звучат смешки. У меня начинает кружиться голова, и я вспоминаю о необходимости дышать. Медленно восстанавливаю эту функцию. К тому времени, как на столе появляются зажженные свечи, вполне владею собой.
Ровно до того момента, как приходится вновь столкнуться взглядами с Георгиевым. В кажущейся интимной обстановке этот контакт становится совершенно невыносимым.
– Простите, – шепчу и поднимаюсь из-за стола. – На минуту отлучусь.
– Осторожно там… – кричит мне вдогонку Чарушин. – Возьми свечу.
– Окей, – бормочу, прежде чем забрать одну из нескольких самых толстых, стоящих в углу кухни, и выйти в темноту.
Изначально планировала воспользоваться ванной, чтобы умыться и перевести дыхание. Однако уже на пути к ней понимаю, что ни первое, ни второе успокоиться мне не помогут. Поэтому я направляюсь в выделенную мне радушными хозяевами комнату.
Прикрыв за собой дверь, ставлю свечу на тумбочку, переодеваюсь в пижаму и набираю для сестры сообщение.
Сонечка Солнышко: Лиз, я очень устала с дороги. Лягу спать пораньше. Объясни всем, пожалуйста. И извинись за меня. Завтра поболтаем.
Не забираюсь в постель, пока жду ответ. Только покрывало стягиваю и взбиваю подушки.
Лиза Чарушина: Хорошо. Не волнуйся. Отдыхай. Спокойной ночи.
Собираюсь ответить на пожелание, но и думать об этом забываю, когда за спиной раздаются скрип двери и чьи-то шаги. Инстинкты, реагируя на подобное как на опасность, подгоняют резко развернуться. Только вот эмоциональный перегруз делает мои движения каким-то заторможенными. Пока медленно оборачиваюсь, дыхание звучит рвано и высоко. А когда, наконец, завершаю этот процесс и сталкиваюсь лицом к лицу с Георгиевым, и вовсе обрывается.
Сердце перестает биться. И по всем показателям долгое мгновение кажется, что я попросту рухну замертво. Пока мой организм, справившись со стрессом, не выплескивает мне в кровь одуряющую дозу адреналина. С этой лютой примесью сердце, словно реактивный двигатель, заводится и стремительно набирает максимальную скорость.
Взгляд, запах, подавляющая сила и волнующий жар… Поверить не могу, что снова так близко все это ощущаю. В попытке побороть желание обнять Сашу, отчаянно сгребаю пальцы в кулаки.
– Почему ты здесь? – все, что удается вытолкнуть.
Голос не только дрожит, но и звенит от напряжения.
Он шагает ближе. Я на автомате отступаю. Пока не притискиваюсь спиной к прохладной поверхности шкафа. Пространство вокруг нас сжимается. Я ощущаю дикую нехватку кислорода. А Георгиев еще и касается лицом моего лица, упирается лбом в мою переносицу, ведет ладонями по моим повисшим вдоль тела рукам… Боже… Мурашки, которые разлетаются по моей коже, такие жгучие, что кажется, будто под нее тысячи раскаленных спиц загоняют.
Я хочу сказать Саше, чтобы он убирался.
Но вместо этого повторяю лишенный смысла вопрос.
– Почему?..
– Потому что не могу сдержать свое слово, – шепчет он сипло, заставляя мое сердце делать очередную критическую остановку. – Соня… Я все понимаю, но… – хриплый выдох, и за ним – глубокая пауза. – Будь снова моей. Навсегда.
49
Просто озвучь, что я должен сделать?
Любовь – сила.
Самая могучая. Самая сокрушающая. И самая, мать вашу, живительная.