Шрифт:
– Саша… – шепчет она, прочесывая пальцами кожу на моем затылке. – Боже, Саша… Как я все это время хотела тебя обнять… Как же мне это было нужно… Ты не представляешь…
Она права. Я не представляю, потому что упорно старался не допускать подобных мыслей. А сейчас… Я не знаю, смогу ли ее теперь отпустить.
Меня колотит от резких перепадов температуры, которые происходили в моем теле. Но это не то, что могло бы меня сейчас хоть немного беспокоить.
Едва Соня отстраняется, я собираю остатки своей смелости и с неприсущей моему характеру откровенностью вскрываю перед ней свое гнилое нутро.
– Ты называла меня рогатым принцем. Минотавром. Я злился. Но по правде… Соня, я чувствовал и до сих пор чувствую себя этим чертовым монстром. Заточенным, мать вашу, в лабиринте.
– Боже, Саша… – шепчет она, кусая губы, чтобы сдержать слезы.
– Я люблю тебя, Соня, – выдыхаю, теряя немалую часть отмеренных мне годов. – Я люблю тебя больше жизни! Но я, блядь, до сих пор блуждаю в той темноте. Добровольно. Потому что не знаю, хочешь ли ты, чтобы я оттуда вышел.
– Ты шутишь… – выплескивает она со слезами.
– Если то, что ты сказала мне на моей фальшивой свадьбе, в силе, дай знать, и я просто уйду. Навсегда, – выдаю достаточно ровно, будто это на самом деле не смертельно. – Если же… Если ты все еще любишь, как мне сегодня показалось… Соня, брось мне этот пресловутый клубок.
В треклятом мифе царевна дала нитки легендарному герою, чтобы спасти его от Минотавра. Я же, являясь настоящим монстром, прошу свою принцессу-воина освободить из лабиринта меня самого.
Солнышко опускает взгляд на свои ладони, которые покоятся у меня на груди, отрывисто вздыхает и убито выдает:
– Саша… Я…
И замолкает.
Удар, удар, удар… Внутри меня что-то крошится и рассыпается.
– Ты меня любишь? – выпаливаю в полном отчаянии.
Потому что, судя по тому, как Соня мнется, ответ видится отрицательным.
Это уничтожает меня. Это, блядь, уничтожает меня!
Я даже подумываю уйти прежде, чем это ужасное слово врежется в память. Но Солнышко вцепляется пальцами мне в рубашку и, завораживая, вновь бессмысленно шепчет:
– Саша…
Ожидание хуже самой казни.
– Просто ответь, Сонь! Да? Нет? Больше мне ничего не нужно!
– Хорошо! Только давай сейчас все начистоту, Саш! – срывается неожиданно. – Я знаю, что ты спал с Владой… Она… Мм-м… Она присылала мне видеозапись, сделанную в вашей спальне во время секса!
У меня, блядь, натуральным образом отвисает челюсть.
50
Любовь – вера.
– Какую видеозапись? В какой такой «вашей спальне», блядь? – на эмоциях, которые хаотично рассекают грудачину, подобно незакрепленному ящику фейерверков, вновь забываю о том, что маты в этом разговоре лишние. – Прости, прости… Блядь… – извиняюсь и снова выдаю. И снова извиняюсь: – Прости… Во время какого, на хрен, секса?
Тема Влады Машталер – последнее, что я готов сейчас обсуждать. Зациклен исключительно на Соне и на тех чувствах, которые она не желает ни отвергать, ни подтверждать. С каждой уплывающей секундой меня все сильнее трясет. Только вот ситуация такая, что я не имею права уходить от ответа.
– Там не было видно… Никого не было видно… – запинаясь, Соня всхлипывает и шумными рывками хватает воздух. – Но я слышала тебя… Узнала… Каждый твой вдох и выдох, Саш! – в ее голосе отчетливо слышится отчаяние. Оно настолько велико, что мигом захватывает и меня. – Я ведь помню… Как ты стонешь, как дышишь… Все звуки… Это уже на подкорке!
Я решительно ни хрена не понимаю. Да и думать не способен. Чувствую, как нервную систему раскатывает банальная, сука, паника. И ничего с ней поделать не могу.
– Я с ней не спал. Никакого секса не было. Ничего не было! – все, что получается утверждать. – В душе не гребу, что за видеозапись она, блядь, тебе отправила, но после чертового юбилея моей матери у нас с Владой никакого, на хрен, секса не было! Как и общей спальни! Никогда! Я к ней не прикасался!
Свирепо вытолкнув из легких весь скопившийся там воздух, резко поворачиваю голову в сторону, чтобы дать себе возможность успокоиться. И в этот момент… Словно с подачи святого, который ведет учет всех моих грехов, ловлю прозрение.
Нет… Сука… Нет…
Если предположить, что в тот единственный проклятый раз, когда мне пришлось с помощью ебучего вибратора довести Владу до оргазма, где-то в спальне работала камера…
Нет… Сука… Нет!
Однако другого объяснения Сониным словам я не нахожу.
– Блядь…
Чувство стыда в моем организме содержится в самом мизерном количестве. Но именно сейчас удается соскрести и вывести в актив сразу все микрочастицы. Жар топит мою рожу так люто, что кажется, будто ее тупо пламенем охватывает.