— С Мириам? — удивилась Первая Мать. — Конечно, нет! Миррор должен был стать кульминацией умирающей Авенты, раскрыться вратами ада на земле. А Мириам, ради тебя и Теона, ради вашего будущего, пожелала это остановить, и…

— И? — я искала в голубых глазах Матери ответ.

— Она пожелала этого так сильно, что Небеса возвели над черными водами гробницу.

— Выходит, башня должна была сдерживать миррор? — догадалась я.

— Насколько это возможно, да. Теон никогда не видел в черных водах того, что видела ты. Сила, исходящая от башни, влияла на миррор. Гробница, как могла, защищала вас. Особенно тебя. Ведь именно там ты нашла первые лунные кристаллы с воспоминаниями Мириам. Она настолько хотела показать тебе правду, что сумела сделать это в самом губительном месте на земле, и даже черные воды не смогли победить ее намерение, — с улыбкой добавила Мать.

Голова разрывалась от ее рассказа. А ведь все это время я думала, что миррор как-то связан с моей мамой. И что она причастна к тем ужасам, что происходили по велению черных вод.

Оказалось, что башня все это время нас защищала. Как могла, но защищала. Небеса!

— Авента больше не умирает, — решила важным добавить я, — а вот Сорра иссыхает. Почему? Новая сенсария еще не родилась, так откуда изменения?

Первая Мать всматривалась в даль, то и дело взглядом возвращаясь на берег моря.

— Видишь мир, в котором живу я? А ребенка у меня видишь? — она засмеялась, а я не поняла почему. — Миру нужна любовь, Лея. Любовь двоих: Матери и Отца. Тогда-то и уходят снега, проходят катастрофы. Авента расцвела, когда оттаяли чувства Теона. А Сорра подобна пустыне, потому что там в неволе была ты.

— Тогда к чему цикл жизни сенсарии?

— Когда Мать не находит Отца, ей остается любить только свое дитя.

С этими словами она подозвала гончую и что-то шепнула ей на ухо. Та кивнула, снова поклонилась и отошла.

— Ты нашла сердце Матери, Теон уже какое-то время носит в груди сердце Отца. Думаю, ты знаешь, что делать дальше.

— Не совсем…

— А теперь прощай, Лея, — неожиданно произнесла она. — Мне пора.

— Нет, куда же? У меня еще столько вопросов!

Но ее было уже не остановить, она бежала к линии горизонта, туда, где виднелась мужская фигура. Не сложно было догадаться, что это Отец.

— Зачем ты забрала жизнь Мириам? — произнесенный одними губами вопрос развеял ветер. — И почему, раз Теон моя судьба, нам пришлось так много сражаться?

— Госпожа, — окликнула меня воительница. — Прикажите крыльям перенести нас.

— Да, конечно, — опомнилась я, и снова почувствовала ужас. — К пруду…

— В гробницу, что под Песчаным Замком, — поправила меня гончая, — и как можно скорее!

В нечеловеческих глазах воительницы я прочитала испуг, и почему-то решила, что Мириам угрожает опасность. Уговаривать меня не пришлось.

Крылья послушно растянулись за спиной, и обняв меня с воительницей, перенесли в пещеру.

Первым делом я осмотрелась по сторонам в поисках опасностей. Например, людей, которые могут навредить ей. Но здесь были не люди.

Здесь были гончие. И их было так много, что яблоку было упасть негде. Они окружали башню плотной, немой толпой.

— В чем дело? — я обратилась к той воительнице, что освободила меня от браслетов.

— Идем, сенсария, — она взяла меня за руку, и протискиваясь между своих сестёр, повела прямиком к башне.

А уже внутри, поклонившись перед памятником, гончая бережно сняла с лунного кристалла полотно. Камень напитался светом и явил нам Мириам. Сердце сжалось и загрохотало в груди. Но не только из-за неё.

— Надо помочь Томасу, — произнесла я, на что воительница приложила палец к губам, призывая к тишине.

— Надо помочь сенсарии.

Наверное, я ее неправильно поняла. Но мешать не стала. Да и как можно помочь застывшей в кристалле и давно умершей Мириам? Ответа у меня не было.

Есть ли он у воительницы?

Она обошла кристалл, обтянутые серой кожей пальцы бережно коснулись глянцевой поверхности, и мама шевельнулась. Гончая смотрела на нее несколько долгих секунд, а затем убрала от камня руку и запела.

Грустно. Мощно. Не разжимая губ.

Я отошла на несколько шагов назад, и на всякий случай прислонилась к стене. Происходит что-то неладное. Я готова поклясться, что в пещере собрались все гончие Сорры, до того их много!

Воительница все так же протяжно напевала грустную мелодию. Звук был глубоким, гортанным. И даже чем-то напоминал плачь.

В перерывах она делала вдохи и стучала копьем по земле.

Снова и снова.

Песнь ее становилась все надрывнее, громче. Стена, к которой я прижималась, вибрировала от насыщенности звуков. Камень впитывал надрывное пение и отдавал его обратно.