Она поет не одна… Поют все!

Чтобы убедится в догадке, я тихо, чтобы не потревожить гончую в состоянии транса, толкнула дверь башни. А там…

Каждая воительница, ритмично стуча по земле жезлом, напевала ту же самую мелодию. Голоса их сливались в унисон, могущественный и цепляющий душу.

И когда только они успели сговориться, а главное, для чего?

Я вернулась обратно в башню, где, по-прежнему в плену Лунного Кристалла спала Мириам, а рядом с ней, раскачиваясь из стороны в сторону делилась своей надрывной песней воительница.

Удары копий всех гончих слились в один. Как и голоса.

Об этом ее просила шепотом Первая Мать, прежде чем уйти к Отцу? Зачем?

Ответом на мой вопрос послужила тонкая серая трещинка, что пробежала вдоль Лунного Кристалла. Руки тут же похолодели, я упала перед камнем на колени и приложила к нему обе ладони чтобы убедится в отсутствии повреждений.

И опешила… Он был теплым.

Каждый удар копья гончей о землю, помноженный на удары за пределами башни, запускал по камню все новые серебристые молнии. Не зная, как это остановить, я решила следить за тем, чтобы кристаллу ничего не повредило, пока они не закончат свою песню.

Я бы заставила гончих замолкнуть, но даже закричи я, меня никто не расслышит!

Не раскрывая глаз, воительница продолжала громко петь. А потом неожиданно качнулась в право и чуть не потеряла равновесие. Затем выровнялась, снова завела свою песнь, и опять оступилась, но в этот раз все выглядело так, будто она теряет сознание.

Мне это не нравится. Очень не нравится! Но как до нее достучаться?

Вдруг что-то упало мне под ноги. Неужели кусок камня откололся от свода башни? О, нет! Лежащий у ног осколок был прозрачным…

— Нет! — я опустилась на четвереньки и взяла его в руки. — Хватит петь! Хватит, вы всё разрушаете!

Но мои крики не шли в сравнение с мощью голосов гончих ни в какое сравнение.

И чем длиннее была их песня, тем больше трещин было на Лунном Кристалле. И они появлялись так быстро, что образ Мириам ускользал на глазах.

— Да хватит же! — мой очередной крик снова был поглощён.

Я держала Лунный Кристалл обеими руками, чтобы не дать ему рассыпаться. Ведь там она… моя мама! Но чувствовала, как через пальцы просачивается колючая крошка раздробленных пением камней.

Воительница издала последний гортанный звук и упала на землю замертво. Погасло голубое копье. Исчезли другие голоса.

Только башня все дрожала и дрожала.

— Нет, нет, нет… Я прошу Небеса, нет!

Почему песня прекратилась? И что теперь станет с Мириам?! Жива ли воительница?

Я боялась даже дышать, потому что от каждого, даже самого мелкого движения, с памятника осыпались новые частицы.

Крылья!.. Я призвала их. Они достаточно большие, чтобы помочь мне всё удержать. Но даже если памятник вместе с башней устоит еще какие-то жалкие несколько минут, то позже все равно рухнет. Не может почва так вздрагивать, а потом устоять! Да и в том, что от пещеры что-то либо останется, я тоже не уверена.

Два полотна растянули за спиной и поочередно обняли памятник, но даже осторожного прикосновения хватило, чтобы навредить! Сквозь пальцы, из-под крыльев, прямо на меня скатывалась белесая крошка кристаллов, похожая на мелко раздробленное стекло.

Из последних сил я пытаюсь удержать это руками, крыльями… и тщетно!

А когда на земле оказывается последний осколок, я уже держу в руках тело Мириам.

Небеса, какая она легкая. Совсем невесомая.

Я держу ее и не дышу.

Этот момент хочется продлить до бесконечности и забыть сразу же. Хочется благодарить Томаса за него, и проклинать.

Снаружи что-то громко и глухо падает. Напоминая мне о том, что пора уходить. И от этого звука, тело Мириам вздрагивает. Я отчетливо это ощущаю.

Нельзя надеяться на чудо. Нельзя! Не сейчас. Не в такую минуту, когда всё рушится на глазах.

Но я так хочу… Небеса, как я хочу, чтобы случилось именно оно.

Ругая себя за наивность, отвожу от сокрытого белыми волосами лица Мириам несколько прядей. В идеальном бледном лице читается умиротворение. Может, это мой эгоизм хочет, чтобы она вернулась в этот мир?

Да и что я покажу воскресшей маме? Отца в заложниках узурпатора? Зареванную себя?..

Я плачу, не в силах сдержать слез. И, кажется, мое рваное дыхание колышет ее ресницы. Они дрожат.

И приподнимаются.

Медленно. Слишком медленно. Я же умру, если увижу в ее глазах стеклянную пустоту!

Но я вижу небо. Голубое и чистое. Ресницы снова опускаются, и снова вздымаются. Веки чуть напрягаются, хмурятся тонкие светлые брови.

— Пусти… — шепчут пересохшие губы. — Пусти сейчас же, я сказала.