— Ноль, Кайри. Я…

— Согласна. Ровно ноль секунд, потому что ты презирал меня с первого момента, как мы встретились в твоей дерьмовой старой лаборатории.

— Это не…

— Ты прислал Хью подробный список, с помощью которого он должен уволить меня из департамента, и предложил несколько альтернативных кандидатов, которыми он должен меня заменить. Ты использовал слово «более того» шесть раз в том длинном электронном письме, Джек. «Более того, Кайри Рот не накопила достаточно опыта работы в полевых условиях, чтобы занять должность такого масштаба».

— Как ты…

— Или как насчет того случая, когда ты заявил, что я неправильно откалибровала настройки криофризера, и ты потерял все свои образцы тканей? Ты спросил Хью, зачем ему нанимать того, кто не может настроить морозильник, и попросил посмотреть мои университетские стенограммы. За все три моих диплома.

— Я не…

— Конечно, это была даже не моя гребаная вина. Никогда. Знаешь почему? Потому что я, блять, боготворила тебя и никогда бы не поставила под угрозу твою работу. Буквально никого не шокировало, когда выяснилось, что виновата Мадлен. И даже после того, как она рассказала тебе, ты так и не извинился передо мной.

— Кайри…

— Ты ненавидишь меня, Джек. И ты меня уже столько раз кусал, что я тоже тебя ненавижу, а даже если ты наконец-то собрал все это воедино, это ничего не меняет. Ты сейчас добр ко мне только чтобы дать надежду, будто я выиграю в «Тандердоме», и тогда ты, наконец, избавишься от меня, как всегда хотел. Что ж, позволь мне сказать кое-что, доктор Соренсен…

Прохладная ладонь Джека прижимается к моему рту прежде, чем я успеваю закончить предложение.

— Прекрати. Разговаривать, — говорит он, и хотя я бросаю на него свой самый убийственный взгляд, он попадает только в его склонившуюся макушку, его лоб почти упирается в мои колени, а свободная рука обхватывает мое предплечье. Неожиданная интимность этого внезапного контакта — единственное, что шокирует меня настолько, что я не могу высвободить рот. — Господи Иисусе, — шепчет Джек, выглядя так, словно он только что пробежал гонку и с треском проиграл, его плечи поникли, и каждый вздох был заметен. Он слегка качает головой. — Ты самый непостоянный человек, которого я когда-либо встречал. В один момент ты в слезах, а в следующий мчишься со скоростью двести миль в час в противоположном направлении без карты или какой-либо гребаной подсказки. Я даже не знаю, с чего начать.

Я рычу неразборчивые оскорбления, которые не слышно из-за ладони у моего рта.

— Нет. Ни единого гребаного шанса, — говорит он, качая головой в знак отрицания с большей уверенностью и решимостью, чем минуту назад. Он встречается с моими глазами потемневшим, затравленным взглядом. — Во-первых, я не спасал тебя. Я бросил тебя, — я снова рычу и пытаюсь оторвать руку Джека от своих губ, сказать, что это не ему решать, но мне не удается отстранить его. Его хватка на моем предплечье усиливается, когда он прижимает его к подлокотнику. — Ты едва дышала. У тебя в груди были воткнуты два ножа. Твое лицо превратилось в распухшее кровавое месиво. Ты не просыпалась, ты не посмотрела на меня. Если бы ты открыла глаза хотя бы раз в тот момент, я бы узнал тебя тогда, когда ты вошла в лабораторию.

Я закатываю глаза в своем лучшем «мы оба знаем, что ты убил бы меня, чтобы защитить себя» взгляде, прежде чем посмотреть в темный угол комнаты.

— И ноль секунд, потому что я бы не убил тебя, если бы ты сказала мне, кто такая.

Я издаю недоверчивый смешок в его ладонь.

— В-третьих, я действительно считал, что тебе нужно больше опыта работы в полевых условиях. Я и не подозревал, что на протяжении всей своей студенческой карьеры ты каждое лето занималась именно этим, и так мне ответил Хью. И да, я в курсе, что инцидент с криофризером был мудацким поступком. Одним из многих.

«Все равно это не извинение», — хочу ответить я, но не издавая ничего, кроме приглушенного бормотания и пронзительного взгляда.

— И я не пытаюсь дать тебе ложную надежду. Думаю, это очевидно, поскольку я дал тебе кость своей жертвы, — говорит он, указывая взглядом на коробку, лежащую у меня на коленях.

Я фыркаю.

И тогда мы погружаемся в ту тишину, которая прячется в тенях, скрывая секреты, которым нужен лишь небольшой намек на свет, чтобы вспыхнуть и сгореть дотла.

Я наблюдаю за Джеком, и он смотрит на меня в ответ, его ладонь все еще прижата к моим губам, а рука лежит на моем предплечье.

— Хейз здесь из-за тебя. Он тебя знает. Он работал над делом Молчаливого истребителя, да? И он здесь для того, чтобы следить за старыми зацепками.

Я сглатываю, выдерживая взгляд Джека, когда он темнеет. Киваю.

Его взгляд скользит по моему лицу, я тяну его за запястье, и он, наконец, отрывается от моего рта.

— Если бы он выполнял свою работу… — шепчу я, опуская взгляд на коробку в руках. Если бы Хейз выполнил свою работу, была бы я другим человеком? Была бы у меня другая жизнь? Конечно. Если бы Хейз не облажался, у меня была бы семья. Я бы не была одинока. Я бы не следила за единственным человеком, с которым себя связывала, того, кто, возможно, хочет целовать меня в момент слабости и убить при каждом втором ударе сердца.

— Я как раз собирался уезжать из Уэст-Пейна. Я хотел придерживаться своих планов, а потом появилась ты, — говорит Джек, прежде чем я успеваю заговорить, его голос низкий и мрачный. — Я пробыл здесь дольше, чем следовало. Но я не мог уйти, пока ты не уйдешь первой.

— В этом нет никакого гребаного смысла. Я видела твой контракт, ты можешь уйти, когда захочешь…

— Я пытался выгнать тебя силой. Естественно, ты не только самая непостоянная женщина, но и самая упрямая. Все, чего мне удалось добиться, — это заставить себя страдать.