Я почти слышу, как напрягаются мышцы Джека, как скрипят его сухожилия. Я уверена, что он готов отбросить осторожность и атаковать. Но он этого не делает. Он стоит неподвижно в луче лунного света, его глаза не отрываются от моих, словно слившись воедино.

— Кто в мешке, Кайри? — спрашивает Джек, и в его голосе звучит угроза, обернутая в бархат.

Я борюсь с желанием захлопать в ладоши и взвизгнуть, вместо этого вгоняя лопату в ил. Теперь я разрыхлила достаточно глубокий и широкий участок, чтобы перейти к следующему шагу процесса, поэтому я выбираюсь из засасывающей грязи и направляюсь к рюкзаку.

— Знаешь, Джек, это, наверное, самое долгое общение, которое у нас было за весь месяц, и в кои-то веки я отлично провожу время, — говорю я, с ненужной медлительностью вынимая застежки пряжки на сумке, не сводя глаз с доктора Соренсена. Ведь несмотря на то, что я одновременно возбудила его любопытство и пригрозила ему самыми страшными последствиями, я не доверяю этому ублюдку. Ни капельки.

— Кто в мешке, — повторяет он. Возможно, в глубине его слов скрывается крошечный укол отчаяния.

— Ты беспокоишься, что я забрала кого-то важного для тебя? — я надуваю губы, мои пальцы замирают на второй застежке.

— Кайри…

— У тебя нет чувства юмора, Джек, — сокрушаюсь я, драматично качая головой. Я расстегиваю зажим и шнурок, убирая слои пакетов. Прядь волос шуршит о мои перчатки, хватаюсь пальцами за них, а затем тяну и вытаскиваю отрубленную голову. Безжизненное лицо и полуприкрытые стеклянные глаза смотрят то на одного, то на другого. — Мейсон Дюмонт.

К его чести, Джек довольно хорошо справляется с притворством, что он не удивлен. Но это так. И он разозлился. Я слышу это по тому, как скрипят его кожаные перчатки, когда он сжимает кулаки.

— Ты убила Мейсона Дюмонта, — медленно произносит он, это не вопрос, а утверждение.

— Нет. Ты убил Мейсона Дюмонта, — я возвращаюсь к воде и опускаю голову Мейсона в ил, его студенисто-голубые глаза смотрят на звезды. Поднимаю одну ногу, чтобы ударить его по лицу, и вдавливаю голову поглубже в грязь. — Твои ботинки мне немного велики. Пришлось надеть каких-то шесть пар носков, но они все равно спадают.

Взгляд Джека опускается к болотным ботинкам, и потом он пронзает меня диким взглядом. Я улыбаюсь и откидываю края куртки, которую украла из его лаборатории два года назад, чтобы упереть кулаки в бедра, показывая утяжеленный жилет и ремень.

— Ты сколько весишь… килограмм восемьдесят пять? Я так подумала, — говорю я, возвращаясь к сумке и вытаскивая из нее обрубки Мейсона, клочья разорванной рубашки развеваются, когда я слегка машу Джеку обеими безвольными руками, несу их к ручью и опускаю в грязь. — Не волнуйся, все будет в стиле «Важного серийного убийцы», чтобы прилежные детективы Вествью6 знали, что это был ты, если решишь сделать какую-нибудь глупость. Я настолько крутой, что даже не могу сказать гребаное спасибо единственному человеку, который дал мне все, что я когда-либо мог пожелать, например, деньги на исследования, оборудование и эту здоровенную ферму для изобилия трупов. Нет, нет, нет. А теперь берегитесь, лесные твари, приближается крутой серийный убийца.

— Господи Иисусе, Кайри, — шипит он. — Это все потому, что я не целовал тебя в зад в знак благодарности?

Я не отвечаю, большими шагами возвращаюсь к сумке и хватаю отрезанное бедро, с плеском бросая его в воду. Когда вытаскиваю другое из сумки, задумчиво хмурюсь на темное и пустое нутро рюкзака.

— Ой, кажется, ты забыл кое-что важное, Джек, — говорю я, поднимаясь. Впервые после торжества мой взгляд такой же убийственный, как и у него.

Наступает долгая тишина, пока я несу последний отрезанный кусок плоти в водянистую могилу, кровь капает на влажную траву. Когда я опускаю его в воду, наступаю на ветки, загоняя их поглубже в грязь, зная, что подошвы ботинок Джека оставят следы на остывающей плоти.

— Пижаж7, Джек. Я всегда хотела попробовать это в «Les Pastras»8. Топтать виноград в Провансе в августе? Пожалуйста, я только за. Мне нужен отпуск после того, как я пыталась обеспечить твою неблагодарную задницу все эти три года.

— Так вот в чем дело. Я не упал к твоим ногам, как все остальные, и ты решила подставить меня, — Джек делает паузу, как будто ожидает, что я отвечу. Когда я молчу, он издает мрачный и невеселый смешок. — Женская месть не знает границ. Не думал, что вы настолько заурядны, доктор Рот.

— Тогда, полагаю, я не оправдала все ваши ожидания, доктор Соренсен? — отвечаю я сияющей улыбкой.

Погрузив конечности Мейсона в грязь, я хватаю лопату и начинаю разбирать кучу земли, которую отложила, чтобы закрыть их. Джек наблюдает за мной, вычисляя, взвешивая, возможно, упираясь своим большим мозгом в каждую стену в лабиринте, который я создаю между нами. Но не двигается. Не подходит ближе. Даже когда я слегка наклоняюсь в неудобных болотных сапогах, и мне приходится ловить равновесие, с писком погружая лопату в останки тела. Когда я оборачиваюсь, он стоит там, где и был, и я знаю, моя уверенность, что он будет послушным, нервирует его так же сильно, как и все остальное, что он видел или слышал сегодня вечером.