— Но не все?

— Да, есть несколько человек, которые обвиняются в серьезных преступлениях. Они куда-то исчезли. Их имена отсутствуют в компьютерах. Они не значатся среди граждан Сингапура.

— Умерли? Уехали из страны?

— Именно это сейчас и выясняет наша бригада.

— Меня очень интересует ход расследования, поэтому, пожалуйста, не забывай информировать меня обо всем, что происходит. Если мы можем быть полезными тебе, дай знать.

— Хорошо.

Дин поднялся и исчез в толпе. Иноки расплатился и пошел к своей машине.

Дин достался ему в наследство. Предшественник Иноки познакомился с молодым сержантом полиции при самых ординарных обстоятельствах. У японского дипломата вытащили из автомобиля стереомагнитофон, и сержант Дин занимался этим делом. В отличие от других пострадавших, донимающих полицию жалобами, японец к потере магнитофона отнесся спокойно, с сержантом был дружелюбен, дважды угощал пивом в своей квартире, сам напросился к Дину домой, познакомился с его женой, тещей, двумя незамужними сестрами и тремя детьми. Зарплата сержанта никак не соответствовала потребностям большой семьи, и он дважды с охотой выполнил мелкие и абсолютно безобидные просьбы японского дипломата, который по странной прихоти всякий раз щедро вознаграждал его услуги.

Сержант Дин вскоре заметил, что без той суммы, которую ежемесячно передавал ему японец, он уже не может обходиться. Таким образом, сержант пришел к выводу о необходимости поддерживать дружеские отношения с японцем, который, уезжая домой, «передал» Дина своему преемнику Иноки. Каждый год сумма вознаграждения за услуги увеличивалась, что в целом соответствовало и служебному росту Дина.

Высотные здания в недавно отстроенных деловых кварталах изменили облик города, но некоторые памятники времен британского колониализма еще сохранились. Водитель светло-голубого такси (на бортах машины было написано крупными буквами по-английски «комфорт») с удовольствием продемонстрировал здание Высшего суда, театр Виктории, Мемориал-холл и клуб любителей крикета с ухоженной лужайкой. Несколько любителей этой игры размахивали клюшками. Патрик Стоукер посмотрел на них с удивлением: сам он в такой духоте не был способен на серьезные физические упражнения. Он отдувался, безостановочно вытирал шею и лоб носовым платком и старался не смотреть на потную шею водителя. Рядом с клубом любителей крикета Стоукер увидел статую сэра Стэмфорда Раффлса, основателя Сингапура. Похоже, сэр Раффлс, несмотря на все перемены, которые принес Сингапуру двадцатый век, и сегодня чувствовал бы себя здесь как дома.

Стоукер остановился в отеле «Президент Мерлин» на Китченер-роуд и подумал, что британские государственные деятели и военные попросту преследуют его.

Он занял не очень просторный номер на девятом этаже, где стояли две кровати и стол, распаковал чемодан и лег отдохнуть. Несмотря на духоту, он быстро уснул.

Ему приснился отец в разорванном летном комбинезоне и разбитым в кровь лицом. Таким Стоукер его никогда не видел. Лейтенант Мэтью Стоукер, который прожил слишком мало, чтобы окружающие стали именовать его Стоукером-старшим, всегда был аккуратен и чист. Даже когда его самолет потерпел аварию, домой он приехал в полном порядке — переоделся на аэродроме и заехал в аптеку, чтобы ему обработали ссадины и порезы.

Сон был коротким и тревожным. Патрик Стоукер проснулся от омерзительного ощущения, что пот заливает ему лицо. Умывшись, он не стал больше ложиться. Боялся, что сон будет продолжаться.

Патрик Стоукер всегда болезненно переживал минуты, когда приятели начинали говорить о своих отцах. Он не решался прерывать эти разговоры, чтобы не дать почувствовать собственную слабость, и с каким-то болезненным интересом слушал рассказы о совместных рыбалках, охоте, путешествиях под парусом, на худой конец о построенной прошлым летом новой беседке на отцовской ферме («все делали вдвоем, провозились целый месяц, но вышло на славу»), В студенческие годы Стоукера больше задевали небрежно сообщаемые подробности о деловых или служебных успехах отцов его приятелей. С годами эта внешняя сторона перестала его волновать, но рассказ о вечерней прогулке с отцом, с которым можно поделиться любыми заботами, действовал на него сильнее, чем сообщение о лишнем миллионе, заработанном чьим-то родителем.

Тоска по рано ушедшему из жизни отцу не покидала Патрика Стоукера, который уже сам готовился стать дедом. Смерть отца была главной потерей в жизни Стоукера, и тяжесть этой утраты с годами не уменьшилась. Стоукер часто думал об отце, он пытался представить себе, как бы сложились их отношения, если бы лейтенант Мэтью Стоукер остался жив.

Патрику исполнилось ровно десять лет, когда пилота-истребителя Стоукера отправили на Дальний Восток. Большая война еще не началась, и провожали его весело. Патрик гордился отцом. Во всей школе Патрик был единственным мальчиком, чей отец отправился куда-то на край земли, в глазах одноклассников он поднялся на недосягаемую высоту. Через год, уже после Пёрл-Харбора, была объявлена война и началась мобилизация, на Патрика Стоукера перестали обращать внимание, но в 1940-м он решительно был в центре внимания школы. Потому что у него был, без сомнения, героический отец.

В семье Стоукер вообще был культ отца. Когда лейтенант приезжал с аэродрома в новенькой форме, на собственном автомобиле в окружении не менее блестящих приятелей, все в доме смотрели на него с восхищением. Увидев сына, Мэтью бросал ему шлем и ласково ерошил волосы. Без сомнения, то были минуты подлинного счастья.

Когда у самого Патрика появились дети, он старался проводить с ними много времени, и ему это нравилось. Но какая-то часть его «я» всегда мешала ему почувствовать себя настоящим мужчиной и настоящим отцом — ведь он никогда не возвращался с аэродрома, опьяненный полетом, в окружении друзей, в ореоле удачи и молодечества.

Более трезвый взгляд подсказал бы Патрику, что его отец был весьма легкомыслен в отношении родительских обязанностей и заботы по воспитанию Патрика и двух его младших сестер полностью переложил на жену, которая тоже привыкла смотреть на мужа восхищенными глазами. Если Мэтью Стоукер замечал в доме какой-то непорядок (вещь естественная при наличии трех малышей), он сразу начинал сердиться. Видимо, в его представлении дети должны были неукоснительно соблюдать все требования воинской дисциплины. На аэродроме ему нравилось больше, чем дома, и он не баловал семью своим присутствием.