– Не знаю. – Я в недоумении пожала плечами.

– Есть фото? – неожиданно попросил мой собеседник, и я залезла в телефон.

За последние полгода у меня не было ни одной фотографии с матерью, хотя раньше она сама постоянно просила меня запечатлеть нас вместе, на память. Отмотав немного дальше, я наконец наткнулась на фото, сделанное этой осенью. На нём мы с мамой стоим рядом на набережной, сзади нас – чистое лазурное озеро, над нами – ясное тёплое небо. Я помню тот день.

С раннего утра мы гуляли по той набережной, ели сладкую вату и пили какао, а потом попросили прохожего нас сфотографировать. Мама потом в шутку ругалась, утверждая, что получилась на фотографии слишком старой, а я, смеясь, уверяла её, что фото вышло отличным. Приятное тепло разлилось по телу, стоило мне погрузиться мыслями в тот солнечный день.

– Это она. – Я и не заметила, что мужчина смотрит через моё плечо в экран телефона. Его глаза округлились от удивления. – Чёрт побери, это и вправду она!

Я удивилась не меньше.

– И что теперь? Хочешь увидеться с ней?

– Не думаю… – Мой собеседник нахмурился. – Скорее нет, чем да. Я помню её как отличную женщину, но… слишком смешанные чувства. Не уверен, что хочу вспоминать прошлое.

– А разве ты не вспоминаешь прошлое круглыми сутками? По-моему, в этом как раз и заключается твоя проблема.

Взгляд светлых глаз, прищурившись, уставился на меня.

– Не надо делать вид, будто знаешь лучше меня, что происходит в моей голове.

– Я и не делаю вид. Я просто знаю, о чём ты постоянно говоришь, когда напьёшься, и это позволяет мне делать кое-какие выводы.

Мужчина тяжко вздохнул, осознавая, что вновь проигал. Складывалось впечатление, что последние несколько месяцев после трагедии прошли для него как сон, который он помнил мутными обрывками и никак не мог проснуться.

– Иногда я жалею, что когда-то был так счастлив. Не будь у меня всего этого, не было бы так больно это терять.

Солнце всё ещё пряталось за густой пеленой кудрявых дождевых туч, когда мы вышли из подъезда панельной многоэтажки на пустующую улицу, пахнущую прохладным утром. Мужчина вышагивал рядом, в дорогом чёрном пальто, чинно и спокойно – и со стороны просто невозможно было сказать, что этот человек разбит на куски.

– Не уверена, что мать будет рада видеть тебя. – Прохладный ветер растрепал мои светлые волосы, а затем заботливо опустил обратно на плечи. – Судя по тому, что спустя полгода мы ни разу не обсуждали случившееся, она не очень хочет вспоминать об этом.

Мужчина обернулся на меня. В его взгляде замерло ледяное спокойствие.

– Как и я. Но я почти не сомневаюсь в том, что она – как и я – сама постоянно об этом думает.

Мы направлялись к нашему с матерью дому, и с каждым шагом мне становилось всё тяжелее от мыслей о возвращении. Наверное может показаться, что я ненавижу свою мать или злюсь на неё, но это не так. Всё намного хуже, ведь я люблю её, искренне люблю, так сильно, как только дочь может любить женщину, вырастившую её в любви и теплоте. Однако это не отменяет того факта, что мне невероятно тяжело уживаться с той, кем она стала за эти полгода. Холодная, безэмоциональная, абсолютно отстранённая и будто бы чужая. Я по прежнему люблю эту женщину, но я больше её не знаю, а она не торопится со мной знакомиться.

Оставшийся путь прошёл в молчании, которую прервал писк домофона, открывающего нам дверь. В подъезде было теплее, но меня почему-то трясло – наверное, уже не от холода. Непонятно почему, но я жутко нервничала, аж до разрядов тока в кончиках пальцев. Я всё боялась, что произойдёт нечто страшное, и не была уверена в необходимости этой встречи. Однако, пути назад не было. Нет, он был, конечно, но я уже решилась и не видела веской причины отступать.

Звонок, и за дверью послышался слабый шум. Через минуту на пороге возникла женщина в инвалидном кресле. Волнистые каштановые волосы, янтарные глаза, – как у меня, только более тёмного оттенка – тонкие руки и светлая кожа. Удивлённое лицо с бледной россыпью веснушек на щеках – очень красивое, даже сейчас, ставшее худым и тусклым.

– Привет, мам. – Я осторожно улыбнулась, но мама, похоже, не обратила на меня никакого внимания. Её взгляд был приковал только к стоящему на пороге человеку. Мужчина, в свою очередь, тоже не отводил взгляда от женщины в кресле. Они не улыбнулись друг другу, как старые знакомые при встрече, не пожали руки и даже не поздоровались, лишь обменялись короткими кивками.

Кресло отъехало от входа, пропуская нас внутрь.

– Проходите.

Взгляд матери был хмурым, когда мы заходили в маленькую квартирку, наполненную запахом лекарств. Этот аромат всегда вселял тревогу, заставлял чувствовать безнадёжность и какой-то непроглядный мрак, и даже сейчас, спустя полгода, я до сих пор к нему не привыкла.