На подоконнике тикали старые разбитые часы, сплошь покрытые трещинами и пылью – они нагоняли непонятную тревогу. Время на них – два часа ночи. Совсем скоро рассвет, летние ночи такие короткие… Как жаль. Я зевнула, лишь сейчас осознав, что неплохо было бы поспать.

Присев на стул с мягкими подушечками на сидушке и спинке, я вновь зевнула. Под мерный стук часов все мысли и переживания медленно растворялись в небытии, оставляя после себя блаженную пустоту, однако тревога и непонятная грусть не отпускали меня до последней секунды бодрствования. Вытянув ноги и прикрыв глаза, я почти сразу погрузилась в сон.

Последним, что я увидела, было неподвижное лицо мужчины, и последний немой вопрос, последняя мысль, пронзившая меня перед тем, как отпустить в ночь: «Какая же всё-таки война идёт у него в голове?»

Я проснулась от боли в спине. Всё-таки, сон на стуле – далеко не лучшее, до чего можно было додуматься. Когда я открыла глаза, было светло, а часы на подоконнике показывали шесть утра. Увидев на кровати мужчину, я на долю секунды испугалась, однако быстро смекнула, что это даже не моя квартира. Что ж, успокоила! Мой старый приятель спал, уткнувшись лицом в подушку – прямо как был, в пальто и шарфе.

Подойдя к кровати, я попробовала расшевелить его, однако результата это не дало. Пришлось собственноручно развязать шарф и стянуть расстёгнутое пальто с плеч. В комнате было свежо и прохладно – конечно, явно не для шарфа и пальто, но достаточно, чтобы захотелось закутаться в одеяло и сидеть на подоконнике с чашкой дымящегося чая. Что ж, а я, как дура, сижу в чужой квартире, занимаясь благотворительностью. Как будто мне без этого некому помогать!

Мама не одобряла мои ночные прогулки, однако давно привыкла к ним, так что я не переживала за то, что, проснувшись, она станет меня разыскивать. Тем более, что я скоро вернусь. Я потихоньку вышла из спальни, повесила пальто с шарфом на крючок у входа в квартиру и прошла на кухню. Здесь всё было таким же стареньким и высохшим – крошечный холодильник, плита, раковина из потрескавшейся керамики, маленький круглый столик с двумя задвинутыми за него стульями, старый ковёр на полу и окошко, занавешенное теми же белыми занавесками в цветок. Я присела на один из стульев и ещё раз внимательно оглядела комнату, словно надеясь выцепить из общей картины хоть какие-то черты проживающего здесь мужчины – всё безуспешно.

Любопытство взяло верх, и я решила заглянуть в пару кухонных шкафчиков – в них оказалось абсолютно пусто, так же, как и в холодильнике, в котором не обнаружилось ничего, кроме мёртвой мухи. Как она туда попала вообще? Складывалось впечатление, что здесь никто не живёт, причём уже довольно давно – в квартире царили чистота и порядок, однако толстый слой пыли на мебели и терпкий запах старости создавали атмосферу покинутого места.

Когда обитатель жилища проснулся, я сразу поняла это, услышав скрип старой кровати, и то, как, судорожно распахнув окно, он выворачивается наизнанку. Почему-то это рассмешило меня. Когда бледное тело показалось на пороге спальни, и огромные от удивления глаза уставились на меня, я рассмеялась в голос. Идиотский смех, вечно пробирает когда не надо!

– Какого хрена… – пробормотал мужчина себе под нос. Я всё смеялась и никак не могла остановиться. Уж не знаю, почему, но мой мозг воспринял вид этого нахмуренного и лохматого спросонья человека как нечто безумно забавное. – Нет, серьёзно! – Он был совсем сбит с толку. Я прекрасно понимала, что у него и так выдалось не лучшее утро, а тут ещё мой безудержный смех сыплет соль на рану, однако ничего не могла с собой поделать. – Откуда ты здесь взялась? Ты меня преследуешь?

Мужчина не кричал, говорил спокойно, ожидая, пока я успокоюсь, но по его лицу было видно, что он не помнит ничего из событий вчерашней ночи, и его это не на шутку напрягает.

– Если смех продлевает жизнь – ты бессмертная, – констатировал он, потирая глаза.

Мне было жутко стыдно. Преодолев себя, я всё же смогла остановить истерический смех и взглянуть на стоящего в дверном проёме. Хорошая, но старая одежда, аккуратные густые брови, неопрятная бородка и бакенбарды, тёмные волосы до плеч – спутанные и слегка вьющиеся. Настороженный взгляд, впалые щёки, выпирающие скулы, белое, словно бумага, лицо. Мне было просто ужас как стыдно.

– Извини, – жалобно улыбнулась я, пожав плечами. – У меня иногда такое случается.

Мужчина кивнул, поджав губы.

– И всё-таки, – нахмурился он, – что ты здесь делаешь?

Пришлось подавить очередной дурацкий приступ смеха. Эта ситуация казалась мне комичной.

– Тебе нужна была помощь, и мне пришлось проводить тебя до дома. А потом ты попросил меня остаться.

Глаза моего собеседника на мгновение округлились, и он тут же нахмурился вновь.

– Не помню, чтобы происходило нечто подобное.

– Ты плакал!

– Что?

– Рыдал, сидя на скамейке в лесу, и просил меня помочь тебе.

На этом спор был закончен. Мужчина тяжело вздохнул, на пару секунд прикрыв глаза, а затем поднял усталый взгляд на меня.

– Я был не в себе. Прости меня. Пожалуйста, отправляйся домой.

Такой исход событий меня совсем не устраивал. Раз уж решила помочь – то помогу до конца. Иначе я не могу. И иногда просто ненавижу себя за это.