В последнюю ночь перед тем, как расстаться, Киен и Льеу почти не сомкнули глаз. Они уложили детей, а сами пролежали без сна почти до рассвета, обмениваясь лишь короткими фразами. В эту ночь Льеу почувствовала в полной мере, как любит ее муж, но к счастью примешивалась горечь предстоящей разлуки.

Откуда-то издалека доносились выстрелы. Огонь то усиливался, то ослабевал. Прислушиваясь к звукам перестрелки, Льеу ощущала теплое дыхание лежавшего рядом мужа, и в ее душе горячей волной поднималась щемящая нежность. Как мало нужно человеку для счастья! Но и это немногое отбирают безжалостные руки врага. Они разрушили мирную жизнь и принесли людям разлуку, унижения, страдания, смерть!

Никогда еще Льеу так ясно не понимала смысла того, о чем постоянно твердил муж: «Пока мы не выгоним тэй [35] с нашей земли, нечего говорить о счастье. Ведь мы живем хуже собак».

«Ох, и хлебнешь ты горя, — грустно говорил тогда жене Киен. — Плохой я муж. В такое трудное время оставляю тебя одну с тремя малышами. Ты не сердишься?»

Льеу ничего не ответила и ласково погладила его по голове. А Киен продолжал: «После победы, если останемся живы, вернемся в нашу деревню и снова найдем друг друга. Верно?»

Представив на мгновенье, что они могут и не встретиться, Льеу похолодела и едва не разрыдалась, но, стиснув зубы, сдержала себя. Киен легонько взял ее за руку, нежно, как в первые дни после свадьбы, и они наконец уснули, тесно прижавшись друг к другу.

На другой день Киен ушел. Прощаясь, он старался смотреть в сторону. Льеу знала: боится заплакать, не выдержав детских взглядов. Сама она держалась бодро, шутила и даже поддразнивала мужа: «Твоя зимняя одежда совсем прохудилась, выглядишь в ней стариком, смотреть на такого не хочется!» Но, проводив Киена, Льеу почувствовала, что ее душат слезы. Она отослала детей играть и разрыдалась…

Нян подумала, что подруга сердится на мужа, и поспешила ее утешить:

— Ну-ну, ничего! Сейчас, конечно, всем нелегко, я понимаю, зато после войны все будем счастливы, а твой-то муж наверняка станет большим человеком.

Льеу покачала головой.

— Зачем мне это? Я мечтаю лишь о том, чтобы после войны мы снова были вместе. Вместе легче. Тогда дети смогут учиться. А муж мой вовсе не стремится выбиться в начальство, ему нравится скромная жизнь.

— Вот если после победы он останется работать у нас в деревне, — откликнулась Нян, — мы быстро управимся со строительством.

И подруги стали вспоминать лунные вечера, когда молодежь собиралась в доме Киена поговорить, поспорить. Киен любил помечтать о будущем: «Вот построим возле деревни оросительный канал. Около сотни гектаров засушливых земель станут плодородными, и мы будем получать десятки тысяч донгов дохода в год. И чтобы никаких карт, попоек, драк и мотовства! Будем работать со смекалкой, используем все бесполезные сейчас водоемы. Разведем в них рыбу или насадим лотосов, а вдоль дорог высадим фруктовые деревья. Посевы хлопчатника тоже надо расширить. Сколько, по-вашему, потребуется времени, чтобы деревня стала на ноги? От силы три года! И дороги нужно вымостить. Непременно. А еще две школы построить, собственный клуб, где обязательно будет хороший радиоприемник, и библиотеку завести… Вот тогда-то все захотят вступить в наш кооператив!»

Нян даже причмокнула.

— Проклятые французы. Одна у них забота — как бы взять нас покрепче за горло. Да только ничего не выйдет!

Как бы в ответ на ее слова где-то вдали послышались выстрелы и взрывы ручных гранат.

— Говорила же я, — оживленно воскликнула девушка, — наверняка это парни из нашей деревни. Здорово научились воевать! Я слышала от партизан, что сейчас второй этап войны, и главная задача теперь — уничтожить опорные пункты врага.

Льеу не совсем понимала, что значит «этап», но все равно обрадовалась. Она и сама чувствовала, что первый шаг уже сделан и теперь они ближе к победе.

— Ничего, выдержим, — отозвалась она. — Небось в эту ночь они многих недосчитаются и завтра опять к нам пожалуют, чтобы расквитаться… Значит, утром снова прятаться. А что они сумеют нам сделать? Разве что дома пожгут. Так теперь лето, можно и под открытым небом прожить.

Женщины помолчали, потом Льеу тихо сказала:

— Пойдем спать.

— Да, завтра рано вставать. Не забудь меня разбудить. А то последнее время я сплю как убитая.

Нян жила одна. Родных у нее не было, одна только престарелая бабушка, да и та давно эвакуировалась. Нян осталась присматривать за садом. Ночевать она обычно приходила к Льеу, чтобы перекинуться с ней словечком и помочь, когда нужно было быстрее собрать детей и уходить с ними в лес.

Женщины вошли в дом. Лунный свет косыми лучами падал на кровати. Старшая дочь спала, уткнувшись лицом в плечо братишки.

— Ты только посмотри, — со смехом воскликнула Льеу. — И чего это она уткнулась в него? В такую-то духоту?

Нян посмотрела и тоже засмеялась:

— Давай положим ее на другую кровать.

Она бережно взяла девочку на руки и осторожно, чтобы не разбудить, перенесла на другую кровать.

— До чего тяжелая стала! Совсем взрослая. На свадьбу скоро позовете?