— Сестричка Тхюи!

Она удивленно подняла голову. Перед ней стоял Ты в мокром плаще с книжками в руках. Глаза у него покраснели от слез. Бросив работу, Тхюи вскочила. Не успела она спросить, что произошло, как Ты сказал, всхлипывая:

— Меня… меня выгнали из школы, потому что мы не заплатили за ученье…

Тхюи сняла с мальчика мокрый плащик, утерла ему слезы.

— Я так этого боялась! У меня не хватало двадцати пиастров, чтобы уплатить сполна. Я постараюсь раздобыть эти деньги, и после обеда ты вернешься в школу.

Но и после обеда Ты не пошел в школу, потому что ей не удалось раздобыть денег. Тхюи пришла в отчаяние. Она готова была пойти на любую крайность, лишь бы только достать деньги и заплатить за учение брата.

Ей даже нечего было продать, кроме коромысел — единственного ее капитала, с которым она не должна была расставаться ни в коем случае — ведь тогда она не сможет заработать ни на еду, ни на одежду.

И тогда Тхюи решилась обратиться за помощью к своей бывшей подруге, жене счетовода Ким и к кухарке, вместе с которой она работала у мадам Жаклин. Может быть, они что-нибудь посоветуют? Но у мадам Жаклин был уже другой счетовод, и он ответил Тхюи, что кухарку рассчитали, а Ким по приказу хозяйки переведена в другой магазин — в Нячанге. В доме не осталось никого из тех, кого знала Тхюи. У нее не было иного выхода и она пошла к мадам Ванг, которая давала в долг под большие проценты, отличалась на редкость злым языком и невероятной грубостью — обычно, разговаривая с клиентами, она не выбирала выражений. Так говорили о ней в квартале. Но, несмотря на это, у нее всегда было полно посетителей. Мадам Ванг жила в собственной вилле, окруженной садом. Когда Тхюи проходила мимо дома мадам Ванг, она всегда видела, что от посетителей нет отбоя, иногда появлялась и сама мадам — всегда чем-то раздраженная, недовольная.

Мадам Ванг была женщиной тучной. Она превосходно одевалась, и вид у нее был неприступный. Глаза у мадам Ванг были подведены, она была так густо напудрена и нарумянена, что казалось, физиономия ее была обработана кистью маляра, на губах лежал такой толстый слой помады, словно тут поработал штукатур. Наверное, ей хотелось выглядеть женственной и мягкой. Однако наглость, алчность и жестокость были написаны на ее лице, это чувствовалось и во взгляде ее подведенных глаз, и в оскале острых желтых зубов, и в манере говорить — в каждом ее слове. Напускная слащавость не создавала никаких иллюзий насчет истинной натуры мадам и лишь вызывала чувство омерзения, поэтому клиенты мадам Ванг старались как можно быстрее покончить с делами и унести ноги из ее дома. Тхюи достаточно наслышалась о повадках мадам Ванг и все-таки решила пойти к ростовщице.

Едва она переступила порог, как секретарь мадам Ванг холодно объявил:

— Хозяйка не дает в долг маленькие суммы. Сто пиастров — это невозможно, нужно взять по крайней мере пиастров пятьсот, не меньше. Если вас это не устраивает, не беспокойте мадам зря, она очень занята.

— Но я могу взять лишь сто пиастров… — сказала Тхюи.

— В таком случае вам здесь больше нечего делать. И не отнимайте у меня время. — С этими словами секретарь закрыл расчетную книгу и поднялся.

Вконец отчаявшаяся Тхюи направилась в школу. Директор школы, увидев ее, сказал:

— Поверьте, я не могу оставить вашего брата в школе. Сегодня уже двадцать четвертое число, а плата за учебу до сих пор не внесена, стало быть, мальчика больше не допустят к занятиям. И без того мы относились к вам очень гуманно.

Голос у директора школы был раздраженный и усталый.

Ты ждал окончания разговора, прижав к груди книжки и кулачком вытирая слезы. Сколько раз Тхюи обещала самой себе, что никогда не допустит, чтобы брат плакал, и если кто-нибудь обидит мальчика и причинит ему страдания, она разорвет его в клочья! И вот теперь из-за нее, из-за ее нерасторопности Ты снова плачет. Это она во всем виновата — не успела вовремя достать деньги… Как поступить? Что предпринять? Она надеялась уговорить директора оставить мальчика в школе еще на несколько дней, пока она не раздобудет денег, но, как видно, это невозможно. Где же выход? Как раздобыть деньги, где…

Директор школы затянулся сигаретой и демонстративно углубился в бумаги, лежавшие на письменном столе… В кабинете воцарилась холодная, враждебная тишина.

— Благодарю вас за гуманное отношение, — сказала Тхюи, — и приношу извинения за беспокойство.

С этими словами она потянулась за своим ноном.

— Видите ли, — сказал директор еще более раздраженным тоном, — мой долг — отстаивать интересы школы.

Тхюи направилась было к выходу, и вдруг остановилась в дверях. Она задержалась.

— Господин директор, — Тхюи смотрела прямо в глаза своему собеседнику, — если я вас правильно поняла, интересы школы сводятся лишь к получению определенной суммы денег — платы за учение?

Директор поднялся и указал ей на стул.

— Присядьте, я хочу понять, что вы хотите этим сказать?

Тхюи села. Какие злые глаза у директора! Не обращая на это никакого внимания, Тхюи медленно заговорила:

— Господин директор, я понимаю, что, открыв частную школу, приходится нанимать учителей и платить им жалованье, приходится платить за аренду помещения — именно на это идут те деньги, которые ученики вносят за учебу. И чем больше школа получит этих денег, тем лучше, — совсем как в торговом деле!

Директор внимательно слушал. Тхюи подумала, что ее слова не могут не задеть этого человека, как и всякого другого, кто оказался бы на его месте. Обидные слова, сорвавшиеся с языка в минуту отчаяния… Однако она ошиблась: вспышки гнева не последовало. Напротив, директор спокойно затянулся, понимающе усмехнувшись.

— Вы хотите напомнить мне о прекрасной миссии педагога? Но если в наш век руководствоваться соображениями гуманности и долга, то немедленно вылетишь в трубу и умрешь голодной смертью. Поэтому у нас установлено твердое правило: в каком бы классе ученик ни занимался — пусть даже в выпускном, в числе тех, кто должен получить звание бакалавра, — если до двадцать третьего, в крайнем случае до двадцать четвертого числа не внесены деньги за учебу, из канцелярии приходит бумага о немедленном отчислении ученика из школы. Бывали случаи, когда мы удаляли ученика даже с экзамена. Я подчеркиваю, что исключений не делается даже для учеников старших классов, а для таких, как ваш брат, — и подавно.