И однажды на исходе дня постучала в окно жена Степана Гнеушева. Никогда прежде теща в одиночку не приходила, и Александр даже не сразу ее узнал — сухонькую, горбатенькую, по брови обвязанную платком.

— Степан-то не у вас загостился?

— Нет. Пропал, что ли?

— Да с пятницы еще! Гос-споди, где ж он?…

— Разве он к нам ушел? — встревоженно спросила Марина.

— Нет, дочка. Он на Вискино озеро собирался. Косу взял. Накошу, говорит, осоки, а то козам для подстилки не хватит… Я отговариваю — не жадничай, а он пошел. Вечером — нету, ночью — нету. Ну, думаю, в деревню заглянул да сидит у вас. Что делать-то, где искать-то теперь? Боюсь я, дочка… — Теща заплакала, заблестели под глазами глубокие морщины.

Александр сдернул с гвоздя полушубок:

— Точно на Вискино озеро собирался?

— Туда, туда! Он уж там косил, да не справился до морозов. Ой, Сашенька, плохой он стал, забывает все, сам с собой говорит… И все почему-то ждал, что ты приедешь. Вдруг обернется и скажет: Сашка, мол, едет, слышишь?..

Только к полуночи добрался Александр к Вискиному озеру. Погода была ненастная, ветер хлестал то с одного бока, то с другого, и при лунном свете метель играла.

На ближнем берегу Александр отыскал две копны, прижатые жердями. Но больше никаких примет, никаких следов Степана Гнеушева не было. Куда он мог пойти? Если хотел косить, то, наверно, искал место, где осока погуще… Александр надел лыжи, прихваченные из дому на всякий случай, и двинулся напрямик через озеро. Лед еще пружинил, мягко прогибался под лыжами.

Неожиданно лыжа уткнулась в кочку, в белый сугробик. У Александра перехватило дыхание — он увидел копну спутанных, смерзшихся волос, край воротника и две неестественно громадных руки, впаянных в лед.

Степан тоже пошел напрямик через озеро. Провалился он не здесь, а гораздо дальше от берега, — вон можно различить полосу, длинную борозду взломанного и опять застывшего льда. Степан провалился и не смог выбраться на лед, потому что кромка его обламывалась под тяжестью тела. Он долго боролся за свою жизнь. Нужна была чудовищная сила, чтоб пропахать эту борозду. И все-таки до берега он не добрался. В последнем усилии успел только вытянуть вперед руки да упереться подбородком в острый край льдины…

Нынешним летом, когда шел Александр по заброшенному поселку, собирая для жены иван-чай с белыми цветами, поразила его одна внезапно пришедшая мысль.

Иван-чай любит селиться на старых гарях, на пепелищах, у покинутого жилья. Это печальный цветок, вестник беды и скорби. Но порой среди розовых, горестных цветков встречается белый — тот, что приносит счастье. Отдельно он не растет.

Вот так же, наверное, все связано и в человеческой жизни. Перебирает Александр вехи на своем жизненном пути, вспоминает все, что выпало на его долю, и не может отъединить горькие дни от радостных, тяжкие и страшные — от счастливых. Все связано. Только пройдя через разливы огня, соберешь свои белые цветы…

Старая рана все-таки аукнулась еще раз. Вспышка боли в левом боку заставила его дернуться, судорожно схватиться рукой за доски лабаза. Черные пятна замельтешили в глазах. Он пытался вздохнуть — и не мог. Потом боль постепенно отхлынула, он привалился спиной к стволу сосны, глотнул воздуха. Услышал, как тенькает где-то над головой синица.

В просветы хвои уже ясно, отчетливо виднелись бурая луговина, и опушка леса, и далекая окраина поселка. Седой пух на зарослях иван-чая казался полоской тумана, тающего на солнце.

А совсем близко, на пригорке, стоял волк. Чуть приподнята была его тяжелая, великолепная башка с крутым лбом, сухие лапы были твердо расставлены. И он спокойно смотрел на Александра прозрачными янтарными глазами и опять словно бы ждал, понимая все, что произойдет.

Авторизованный перевод Э. Шима.

Прошлой осенью по заданию редакции я приехал в село Вилядь, что на Вычегде. В тамошнем совхозе построили коровник на триста двадцать голов и впервые в наших местах применили карусельную установку.

Для газетчиков эта «карусель» — просто находка. Представляете, как можно преподнести читателю: пахнущий свежей побелкой коровник, самодвижущиеся кормушки, электродойка…

Правда, для совхозных директоров «карусель» не всегда заманчива. И стоит дороговато, и неизвестно, оправдает ли себя. За минувшие годы немало внедряли новинок, от которых больше мороки, чем пользы.

А вот в селе Вилядь одна женщина — управляющая отделением совхоза — настояла, чтоб «карусель» была куплена и пущена в ход.

Эту женщину, Анну Васильевну Конакову, в нашей газете знали. Своенравная и не из пугливых, она частенько «подбрасывала» нам материал…

Вот, например, история с клевером. Издавна он считался у нас доходной культурой. И когда началась борьба с травопольем, Конакова отказалась распахивать клеверища. Появилась в газете статья, Анну Васильевну заставили подчиниться. Но все-таки одно клеверное поле, на дальнем участке, Конакова сберегла. Кончилась травопольная кампания, опять про клевер вспомнили. К Анне Васильевне зачастили соседи, просят поделиться семенами. А она про все это отправляет письмо в газету… Мы письмо опубликовали — не без иронии в свой адрес.