Роман бросил косой взгляд на сопровождающих их местных уроженцев, оседлавших довольно-таки симпатичных животных, похожих то ли на небольших, светлых камалей [Камаль - вьючное и верховое животное, пригодное для пере-движения по пустыне.], расставшихся со своими горбами, то ли на безрогих длинношеих оленей. Забавные звери, и, судя по всему, выносливые и добрые, а лошади здесь, видать, только для эльфов.

Спору нет, белые длинногривые иноходцы хороши, но Нэо Рамиэрль слишком любил оставшегося в Тарре Топаза чтобы забыть его ради чужого скакуна, хоть и обладавшего прекрасным шагом.

Мимо проплывали тенистые рощи, золотящиеся от хлебов поля, фруктовые сады, в глубине которых белели добротные дома. Порой вдоль дороги возникали колоннады, в центре которых возвышались статуи, перед которыми пылал огонь Изображения были разными и по мастерству, и по размерам но не страдали разнообразием сюжета. Чаще всех попадался величественный мужчина в полном расцвете сил, попирающий поверженного черного волка чудовищных размеров. Была и женщина в развевающихся одеждах с мечом в руках, судя по всему, только что обезглавившая странное создание, напоминавшее птицу, но со змеиной шеей и головой и тоже черного цвета. Встречались также львы и павлины, последние не только в виде изваяний.

Здесь поклонялись Свету, и неудивительно. Рамиэрль понял, как чувствуют себя обитатели пустыни Гидал, трясущиеся над каждой каплей воды, оказавшись в Озерной Пантане. Почти лишенная источников Силы Тарра в сравнении с пронизанным силой Света роскошным летним миром казалась бесплодной пустыней. Как все же капризна и непредсказуема судьба, если она, конечно, существует. Он не собирался покидать свой мир и не задумывался, куда занесло их бывших сородичей, находя себе друзей среди людей и орков, а его сестра и мать только и делали, что оплакивали былое величие и мечтали вырваться из таррского заточения. А клан Арцея отыскали они с Норгэрелем, пытаясь вернуться домой.

– Куда мы едем?
– у Норгэреля хватило ума заговорить по-арцийски.

– Видимо, к родственникам, постарайся вспомнить побольше имен.

– Вряд ли, я себя исчерпал. Думаешь, они нам помогут?

– Кто его знает. Может, это и есть та армия, на которую намекал Орел, хотя лично я бы не обольщался, слишком уж тут благостно.

– Один из наших спутников нас ненавидит.

– Ты заметил? Зато другие обожают, равно как и поселяне и поселянки...

Их спутники... Трое стражников той самой рощи, из которой они вышли, и два десятка каких-то олухов в золотых плащах и оранжевых туниках с длинными, вероятно, подвитыми волосами и бритыми лицами, на которых выделялись подведенные особым способом глаза, что превращало людей в некое подобие эльфов. Командовал ими высокий человек, на шее которого болталось янтарное ожерелье, а на тунике и плаще красовалось изображение огромного золотисто-оранжевого цветка, живо напомнившего Роману таянскую тыкву. Рос ли он в этом мире или являлся плодом воображения паладина Тыквы, Роман не знал, но сам паладин симпатий не вызывал.

Тыквоносец довольно свободно изъяснялся по-староэльфийски и не удивился ни их с Норгэрелем появлению, ни требованию проводить к королю Эльрагиллу. Поклонившись с претензией на эльфийскую изысканность, он сообщил, что его зовут Илгор Светоразящий, он рыцарь Солнцецвета, и счастлив оказать услугу Перворожденным и лично сопроводить их в Долину Света. Трое стражей Полуденной Рощи получили право сопровождать высоких гостей, что, видимо, считалось неслыханной честью.

К несчастью, язык смертных этого мира был Роману непонятен, а по-эльфийски говорил лишь Илгор, но говорить с тыквоносцем Нэо не стал. Паладин не походил на человека, которого можно безнаказанно расспрашивать. Когда подвели лошадей, он слишком уж внимательно наблюдал, как они с Норгэрелем подчиняли своих скакунов. Это могло быть простым любопытством, но опыт разведчика удерживал Романа от преждевременной откровенности. Выдать себя, расспрашивая, ничуть не труднее, чем отвечая, и Нэо предпочел молчать, смотреть во все глаза и делать выводы.

Это был мир довольства, радости и щедрости, население которого отличалось дружелюбием. То и дело под копыта лошадей летели пышные цветы позднего лета, а пышущие здоровьем люди в ярких добротных одеждах с нескрываемым восторгом смотрели на блестящую кавалькаду. Они казались счастливыми и довольными, но Роман давно понял, что нищих и грязь легче найти в городах, чем в селах, а летняя зелень и солнце делают радостными любые лица.

Пока было ясно одно: мир, в котором они оказались, принадлежит Свету. Эльфы здесь в большом почете, и ими по-прежнему правит Солнечный король, или, как выразился паладин Тыквы, владыка Эльрагилл. Люди то ли служат эльфам, то ли поклоняются, а кое-кто и подражает. Отсюда и золотые сандалии, завитые волосы и накрашенные глаза. Похоже, Илгор и ему подобные исполняют роль посредников между людьми и Перворожденными, стараясь выглядеть, как эльфийские воины, но степень их воинского мастерства неизвестна, равно как и осведомленность в магии.

Впрочем, всеобщей благости не наблюдалось и тут.

– Этот человек наш враг, - задумчиво сказал Норгэрель хотя я не могу понять, почему.

– Ну, это-то как раз понятно. Нас он видит в первый раз значит, о личной ненависти речь не идет. Видимо, его рассердили наши сородичи. Здесь слишком низко кланяются Перворожденным, чтобы это не бесило тех, кто не считает бессмертие и раскосые глаза поводом для пресмыкания. Наш друг ненавидит эльфов потому, что в сей обители Света принято их обожать. Любопытно, много ли тут таких?

– Тогда ему лучше не ехать с нами.

– Правильно, но что мы можем сделать? Сказать, что мы ему не доверяем? Наш завитой паладин может истолковать это по-своему, а я не хочу, чтобы у парня были из-за нас неприятности. Здесь, похоже, не так уж много людей, наделенных гордостью.

– Он тебе нравится?

– Пожалуй, да... Он мог бы сказать нам правду, жаль только, мы ее не поймем. А теперь помолчим, не стоит долго разговаривать.

– Ты встревожен.

– Да. Как всегда, когда вижу "век сытого лета", как в свое время изящно выразился Проклятый.