— Держите тогда царских чиновников! — закричала я. — У них солидный вид! У них борода на две стороны. У их диагоналевые брюки! Они по-латыни шпарят!

Я совершенно забылась. Моя несдержанность, от которой в моей короткой жизни я уже имела неисчислимые беды, толкала меня под бок: «Давай, давай, хватит тебе воду возить!»

— Теперь я вижу, — сказал холодно губернский прокурор, — что вы слишком молоды для самостоятельной аботы.

— Наша власть тоже молодая! — возразила я. — И законы молодые, и правосознание. И молодость не может служить препятствием к государственной службе. Как бы я ни была молода — я совершеннолетняя! И могу по закону занимать любую должность! «Все равно уж!» — промелькнуло у меня в голове, и я добавила вызывающе: — Я к вам не просилась. Меня комсомол бросил.

Самсонов хотел было взяться за лысину, но на полпути опустил руку и вдруг улыбнулся. Я никогда не видела на его лице улыбки. Это было непривычно и как-то трогательно: как будто в мрачный подвал забрел солнечный луч и сам не знает, что ему тут делать. Улыбка тотчас запуталась в сетке морщин, заглохла в щетине небритых щек, словно вода, ушедшая в песок. Но она была. И она выбила у меня из рук оружие. Я молчала.

Он сказал раздраженно:

— Мало того, что вы невыдержанны, вы еще и невнимательны. Я сказал: «конечно, должен бы иметь солидный вид...» «Бы...» Но если нет вида, тут уж ничего не сделаешь... Авторитет суда, конечно, держится не на внешнем виде его работников.

Я молчала. Я все еще не могла прийти в себя.

— Через год, — продолжал прокурор, — вы должны получить самостоятельный участок работы. За этот год вы обязаны набраться опыта.

«Как раз. Наберешься», — подумала я, но решила промолчать.

— Так вот, — сказал Самсонов, закончив тереть лысину, — я принял решение: вы пройдете практику у народного следователя 1-го района Шумилова.... Вы свободны.

Он встал. Я встала тоже.

— До свидания, товарищ Самсонов!

— До свидания, товарищ Смолокурова!

В коридоре я с размаху налетела на Лешу Сахно, секретаря коллегии защитников.

Леша имел удивительное свойство: первым узнавать все новости.

— Тебя — к Шумилову! С тебя причитается!

Я схватила Лешу за рукав:

— Объясни ты, в чем дело. Шумилов же старший следователь.

Леша свистнул:

— Со вчерашнего дня — уже нет. Сам просился в народные, районные. Говорит, что в старших он отрывается от настоящей следственной работы.

— А Ольшанский?

— Что Ольшанский? Он в институт уходит, преподавать.

— Но Шумилов ведь против практикантов, — вспомнила я.

— Был. А теперь — за. Он сказал, что хочет подготовить себе смену...

Леша понесся дальше, а я осталась стоять с разинутым ртом. «Смена» — шутка сказать! И почему он думает о смене? Что ему, сто лет?

События развивались благоприятным для меня образом, если не считать одного. Шумилов просил дать практиканта, но не меня же... А вдруг он выставит меня?

Я видела Шумилова всегда издали. Он мне казался очень молодым, фигура у него была легкая, движения быстрые, что при небольшом росте создавало впечатление какой-то мальчишестости.

Но теперь, когда он сидел напротив меня и нас разделял только стол, я увидела, какие глубокие морщины рассекли его лоб и как блестят седые пряди в волосах, которые он носил, по моде того времени, гладко зачеанными назад.

Безусловно, он выглядел старше своих тридцати лет. Его длинный острый нос и немного вытянутая верхняя губа придавали ему сходство с какой-то хищной птицей. Серые глаза, круглые, с неприметными светлыми ресницами, близко посаженные, укрепляли это впечатление.

Это были глаза умной птицы, внимательные и немного усталые.

Шумилов не носил ни френча с галифе, как это было принято у «ответработников», ни кожаной куртки. На нем был костюм совершенно старорежимного вида. Пиджак с разрезом сзади. И хотя галстука он не носил — еще чего не хватало! — почему-то казалось, что галстук был бы тут уместен.

Конечно, мне хотелось бы, чтоб мой начальник и учитель был похож на Шерлока Холмса. Но чего не было, того не было. Шумилов не сосал трубку, не пронизывал взглядом и не кривил губы в иронической усмешке.

Нет, он не был Шерлоком Холмсом. Но зато он был Ионой Шумиловым.

В моих глазах это значило много больше. Кто такой Шерлок Холмс? Способный детектив, служащий капитализму.

А Иона Шумилов, блестящий советский следователь, стоял на страже завоеваний революции и охранял жизнь и покой граждан первой и единственной в мире Страны Советов.

И вот теперь, по крайней мере год, я буду вместе с ним каждый день и даже больше, потому что работа наша обычно продолжалась и ночью. Конечно, я не буду переписывать скучные бумаги. Кто будет их переписывать, меня мало заботило. Я буду выезжать на места кошмарных преступлений, распутывать нити сложных дел, высказывать гениальные догадки, поражающие самого Шумилова, и в итоге сражать преступников системой полновесных улик.