Смешно смотреть. «Тебе бы еще, — думаю, — саблю в руку, да пушку — в другую, и война, глядишь, была бы выиграна». Впрочем, вслух я этого не высказал.

Между тем Чирок не мешкал. Попросил у меня ключи, отпер дверь, и из кузова грузовика вместе с тюками обмундирования вывалились ребята — похоже, из торговых учеников — и закипела работа. Все было снесено в одну из комнат первого этажа, после чего Чирок достал из полевой сумки листок боевого донесения, написал на обороте «Вещевая кладовая батальона» и приколол табличку на дверь. Кладовую запер и ключ — в карман.

Тут заметил я у Чирка и кобуру, туго застегнутую. «Вот и револьвер успел получить, — подумал я не без досады. — Я, комбат, еще без револьвера, а этот пострел везде поспел!»

— Какой системы? — кивнул я на револьвер.

Чирок лукаво глянул на меня и рывком раскрыл кобуру. Папиросы!.. Парень так и покатился со смеху, радуясь, что провел строгого комбата. Кобура была забита коробками папирос.

И, не подумав даже спросить разрешения у старшего по званию, помпохоз закурил. Впрочем, протянул мне коробку «Северной Пальмиры», предварительно раздув на стороны тончайшие лепестки бумаги, в которые были как бы запеленаты эти дорогие папиросы.

— Имею возможность, — сказал Чирок, попыхивая дымком, — и вам — «Пальмиру», причем по фабричной себестоимости…

Но я так посмотрел на него… Чирок закашлялся, неловко козырнул мне и объявил:

— Махну за обувью… Как раз время (впопыхах он не на часы глянул, а на компас)… Поспеть надо в одно место, тогда будут нашим саперам не барахольные ботинки с обмотками, а сапожки козлового товара…

Чирок ждал одобрения, но я молчал. Он заговорил смелее:

— Так стараться насчет сапог или нет?

Вот задача… Без сапог, это ясно, сапер не работник. Особенно здесь, на севере, где кругом болота. Нельзя допустить, чтобы люди постоянно были с мокрыми ногами, — пойдут простуды, заболевания… А ополченцы — народ хлипкий. Этак и боевые задания будут срываться.

И я сказал Чирку:

— Постарайтесь получить сапоги. Обождите, напишу мотивированное требование…

— А чего бумагу марать? — И Чирок неспешно докурил папиросу. — Сделаю как надо, без бюрократизма. — И тут же: — А в кобуре, ясно-понятно, место револьверу. Огнестрельное оружие и по должности мне полагается. Прошу выписать мне наган с патронами.

Наглость молодого человека становилась забавной.

— С личным оружием для комсостава, товарищ Чирок, полагаю, будут затруднения. Мы ведь не регулярные войска, только ополченцы. Да и вооружу я, само собой, прежде всего наших строевиков: командиров взводов, командиров рот…

Лицо Чирка постно вытянулось.

— Но не огорчайтесь, — сказал я. — Из всякого положения есть выход. Трофейные браунинги и парабеллумы тоже неплохая вещь.

У Чирка загорелись глаза.

— Ну еще бы!.. «Парабеллум» — и слово-то какое… — Он крякнул от удовольствия. — В гастроном, где я состоял в ответственной должности, один старикашка захаживал, ну, не откажешь ведь инвалиду гражданской войны: давал ему на складе подработать. Так он рассказывал, и похоже, не треп: здорово бьет парабеллум!

— А нельзя ли о ветеранах поуважительнее? — осадил я молодого человека. И не удержался, подразнил его: — Получить парабеллум? И ничего хитрого. Вот выйдем на фронт, и я прикомандирую вас к одной из рот. Удачная схватка с врагом — и трофей в ваших руках.

Чирок даже побледнел. В глазах сверкнул недобрый огонек.

— Насмешки строите!.. — Он круто повернулся и пошел к машине. Захлопнулась дверца кабины, и грузовик укатил.

Стоило подумать: что же делать с этим ловкачом?..

Возле особняка зеленый бережок. Удобно сесть: бережок круто сбегает к воде. Он в подстриженном газоне и напоминает бархотку, которой как бы оторочен Михайловский сад со стороны Мойки.

Речка здесь узка и вытянулась в линейку между двумя трамвайными мостами. Выйдя из-под моста, что у нашего особняка, и одевшись в камень, она как бы устремляется к памятному для народа месту: Мойка, 12. Это последняя квартира Александра Сергеевича Пушкина — первый этаж, вход со двора, тесноватые комнаты. Скромный кабинет с неоконченным письмом на столе. Здесь Александр Сергеевич мученически скончался…

Пушкин, высокая поэзия, а тут… И в мыслях опять Чирок: не отчислить ли его из батальона?.. Хорошо, отчислю. Пришлют другого… А кто это будет? В отделе кадров дивизии выбрали для меня Чирка, и, надо полагать, обдуманно. А я отсылаю человека обратно. «Ага, — скажут, — саперный-то комбат из капризных! Дельный, расторопный помощник ему не нравится? Хорошо — получит тихоню!»

И прирастет этакий тихоня к канцелярскому столу. Знавал я таких. Человек словно не бумагу составляет в какие-нибудь пять — десять строк, а священное действо творит. И верит, буде на бумаге надлежащие подписи, то достаточно «законвертовать» ее, отправить по адресу — и посыплются в ответ гимнастерки, брюки, телеги со сбруей для лошадей, лошади, лопаты…