Серпьент слегка огорчился, но затем воспылал желанием отыскать пропавшего короля и спеть ему. До Гразы они добрались быстро и без приключений, самым трудным было найти место, где можно свести в овраг Алко, после чего Серпьент улетел, не забыв вырастить в месте спуска чудовищные крапивные заросли. Ждать - вещь неприятная, особенно для мирийца, но Кэрна терпел, то следя за облаками, то считая звезды, то повторяя уроки Серпьента или вспоминая эскотские песни. След Сандера мог найти только Крапивник, значит, он его дождется.

Серпьент вернулся на седьмые сутки. Рыжая бабочка размером с молоденького хафаша [Xафаш - летучая мышь.] выпорхнула из зарослей цветущей черемухи и с довольным хрюканьем шмякнулась на шею Алко, впрочем, успевший привыкнуть к Крапивнику жеребец не повел и ухом.

– Что бы вы без меня делали?!
– осведомилась бабочка, расправляя крылышки.

– Пропали бы, - покорно ответил Рафаэль. Свой отчет Серпьент начинал с этой фразы, и ничего не заставило бы его заговорить, не получив привычную порцию лести.

– Не то слово, - заверила бабочка, принимая человеческий облик, - где моя царка?

– Ты же говорил, что весной тебе ничего не нужно, кроме дождика, напомнил Кэрна.

– Дождик хорошо, а царка лучше, - нимало не смутился Повелитель Всея Крапивы, - а сегодня я и вовсе заслужил. Плясать бы тебя заставить, да ладно! Знай мою доброту, нашел я твоего короля. Кварту искал, а нашел!

– Нашел?! Где?!

– В болоте! Да не злись ты! В самом деле в болоте. Ну, словом, был он там. И не один.

– Был? А где...

– У ежа на бороде! Ушел он, и Она с ним ушла. Не бойся, он теперь никому не по зубам.

– Она? Ты можешь по-людски рассказать?

– А я что, по-твоему, делаю? Поганые пиесы сочиняю? И где моя царка, кстати?!

– А то ты не знаешь!

– Знаю, но кто-то мне говорил, что шарить по чужим сумкам грех.

– Говорил Николай, я такие глупости не мелю...

– Ладно, - Серпьент вытащил из седельной сумки плоскую фляжку, отвинтил крышку и лихо глотнул, - короче, тут в трясинах нарциссы завелись, отродясь их не было.

– При чем тут нарциссы?

– Ты дурак?
– осведомился Крапивник, делая еще один глоток.
– Или притворяешься? Нарциссам тут расти не положено, они и не растут, а эти и вовсе раньше гусиным луком были...

– Слушай, не будь ты бессмертным и не посади ты в лужу этого Перше...

– Угу. Не, ты и впрямь не соображаешь? Эти нарциссы раньше БЫЛИ гусиным луком, а их заставили СТАТЬ нарциссами. В том самом месте, где пропал твой король, которого никто найти не мог...

– Нарциссы, - глаза Рафаэля блеснули, - Сандеру каждую осень нарциссы дарили. Это его цветы!

– Врешь! Не может такого быть, - Серпьент глотнул еще раз, видимо, для повышения догадливости, - если Она с ним столько лет возится, как этот ваш пЕршЕвец, проешь его гусеница, на трон уселся? Ей такого прихлопнуть проще, чем мне голый зад прижечь!

– Что за Она?!

– Она - это Она. А твой король при ней, потому как больше ему деться некуда.

– Где он?!

– Спроси что полегче. Были тут и ушли. Куда - не знаю, зимой это было, мои все спали, никто ничего не слышал... Вот что осенью случилось, они помнят. Пришла Она, с ней были раненый и конь. Конь точно ваш. Большой, белый, грива и хвост черные. Знал бы ты, как трудно из этого сена, проешь его гусеница, что-то вытащить! Всякий раз с ним сливаться приходится, такое точно запить нужно!

Нарциссы - те только Ее запомнили, еще бы не запомнить, если Она с ними такое учудила. Ты б тоже запомнил, если б из тебя Яфе сделали! Чужая Она и своя, это я точно тебе говорю...

– Значит, Сандер жив и с ним друг... А куда они пошли?!

– Говорю тебе, не знаю. Зимой ушли, а если Она не захочет, чтоб их нашли, их никто не найдет. Даже я!

– Серпьент, ты мне покажешь, где они жили?

– А на кой?
– Серпьент допил царку и озадаченно глянул на опустевшую фляжку.

– Может, я там что-то пойму.

– Ты? Не смеши меня. Ну да ладно, - сменил гнев на милость Серпьент, проведу. Утонешь, сам виноват...

2896 год от В.И.

27-й день месяца Иноходца

ТАЯНА. ОКРЕСТНОСТИ ВАРХИ

Никогда ни одной из своих побед он так не радовался, да и чему было радоваться? Разгрому Рауля и его смерти? Убийству несчастного принца Гаэльзского? Захват Кер-Септима отравили слова Саброна о предательстве и отступничестве Филиппа, а эскотские и фронтерские кампании были слишком простыми. Он знал, что выиграет для брата эти войны, и думал сначала о мунтских предателях, потом о своей беде. Ему некогда было радоваться, и, только потеряв все, кроме жизни, он научился жить. Раньше корона Александра Тагэре тяготила, теперь он хотел ее вернуть. Раньше он боялся любить, теперь гордился своей любовью. Раньше его победы так или иначе отдавали горечью, теперь он разбил тех, кто не достоин ни жалости, ни сочувствия. И каждый его успех - это шаг к Арции. Покончив со старыми врагами, таянцы пойдут с ним на запад.