Оставалось решить, как и с чего начать. Пьер не из тех, с кем можно говорить с пустыми руками, нужно какое-то оружие и какое-то лакомство, чтобы он увидел ее силу и понял, что она на его стороне. Способ был, древний и безотказный, но слишком отвратительный. К мужчинам Марию никогда особенно не тянуло, но представить себя в объятиях Пьера... Нет, тут нужно что-то другое, но другое не придумывалось, а потом с севера стали поступать странные вести.

Пиесы господина Перше на жителей Тагэре, Эстре и Мальвани не подействовали, напротив, оттуда в Среднюю Арцию заползла похабная песенка, сводившая на нет усилия актеров и драматургов. Кто бы ни был неизвестный сочинитель - гениальным шалопаем, опытным магом или и тем и другим, - но его выдумка напрочь разрушала магию сказки о горбатом убийце и обращала злость и негодование зрителей на исполнителей и короля.

В Мунт непозволительные вирши прислал один антонианец. На первый взгляд, в них не было ничего особенного - обычная уличная похабень из тех, что распевают подвыпившие студиозусы. Марии песню показала Ее Иносенсия.

– Что ты думаешь об этом?

– Ничего, - честно призналась наперсница Ее Величества, - этот поэт вряд ли будет великим.

– Он уже велик, так как сочинил песню, разошедшуюся по всему северу, если не по всей стране. Многие пишут лучше и достигают меньшего. Ты знаешь, как все происходит? Труппа дает представление, все идет прекрасно, пока кто-то не начнет орать про крапиву. В итоге на сцену летят тухлые яйца, а все обнимаются и поют. Это магия, осознанная или нет, но магия. Кто-то идет по следу наших актеров и мешает им. На севере творятся странные дела, Мария.

– Может быть, дело в том, что те провинции всегда были на стороне Тагэре?

– Это объясняет все или не объясняет ничего. Как себя чувствует малышка Нора?

– Плохо, ей тяжело дается беременность.

– Пьер ей еще не изменяет?

– Нет, хотя глаза у него голодные.

– Он родился голодным, - на лице Анастазии возникло брезгливое выражение, - и трусливым. Первый раз изменить жене сложно, потом пойдет как по маслу. Я должна знать, кто будут его любовницы. И кто будет любовником королевы.

– Ее Иносенсия ошибается, Нора слишком труслива.

– Трусливые женщины - очень легкая добыча. Другое дело, что во дворце не осталось мужчин, разве что гвардейцы. Ты попала не к самому веселому двору, дитя мое.

– Я должна веселиться?

– Если ты захочешь приблизить к себе какого-нибудь рыцаря, я возражать не буду. Любовь мешает и магии, и политике, только если она чрезмерна. Но я должна знать, кем будет твой друг.

– У меня нет друга.

– Я знаю, - очи Ее Иносенсии были холодны и равнодушны, - я говорю о том, кто будет, а он будет. Рано или поздно. И его, моя дорогая, не должны звать ни Его Величеством Пьером, ни Его Высокопреосвященством Клавдием, ни Его Преосвященством Илларионом. Остальные к твоим услугам.

НЭО РАМИЭРЛЬ

На двух лицах и одной почти что морде был написан вопрос: "Что Он тебе сказал?", но Аддари и Норгэрель молчали, не желая торопить друга, а лльяма говорить еще не научилась. Нэо тряхнул головой, приводя в порядок мысли, и усмехнулся, вспомнив привычку Рене. Адмирал, решившись на очередную безумную выходку, ведущую к победе или погибели, всегда рывком отбрасывал назад волосы. Знал бы Рене, куда ведет его невероятная звезда и до чего ему остался лишь шаг...

Лльяма не выдержала первой и сиганула на грудь хозяину, едва не сбив того с ног. Нэо засмеялся и потрепал сверкающий синий загривок.

– Скоро мы увидим отвратительное место, Волчонка.

Огневушка не возражала - отвратительное так отвратительное. Где наша не пропадала! Порождение Тьмы предприняло еще одну попытку обнять эльфа, но Рамиэрль вовремя увернулся.

– Сидеть, Волчонка! Сидеть! Аддари, Норгэрель! Вам лучше остаться здесь. Это не так уж и плохо, Фэрриэнн достоин того, чтобы ему служить...

– А ты?

– Мы с Волчонкой попробуем прорваться.

– Почему ты не хочешь, чтобы мы шли вместе?

– Аддари, я ОЧЕНЬ этого хочу, но, понимаешь ли, я уже не совсем я. Это трудно объяснить, но я носил Кольцо Ангеса, у меня получается черпать из Бездны и даже из Тьмы, а вы оба - Свет и Жизнь.

– И что?

– Дорога в Тарру, по крайней мере, та, о которой говорит Ангес, лежит через погибший мир. Это даже не Светозарное, это хуже. Вы можете не выдержать.

– Это тоже сказал Ангес?
– на лице Аддари проступило упрямое выражение луцианских времен, когда Солнечный принц вопреки здравому смыслу настаивал (и настоял!) на разговоре с паладинами.

– Воин не видел нынешнего Светозарного, ему туда дороги нет, но он сказал достаточно, чтоб я понял, куда иду. Бездна в сравнении - цветочная поляна.

– Не стоит говорить загадками, - подал голос Норгэрель, - мы заслужили правду, а бояться нам давно нечего.

– А вот я боюсь. Хорошо, Ангес сказал, что нам нужно пройти через мир, павший под тяжестью своих грехов на глазах высших сил, игравших там в свои игры. Праведные души были спасены, о том, что сталось с остальными, лучше не думать. Там был храм, связанный с силами, чуждыми и Тьме, и Свету, и оттуда ведет странный след. То, что мне показал Воин, ОЧЕНЬ похоже на то, что мне показал Эмзар незадолго до нашего с Норгэрелем ухода. Я попробую пройти этой тропой. Если повезет, мы окажемся в Дальнем Суре.