— Хватит! Мне надоели твои дерзости, — рассердилась Нина, и Гриша так и не понял — всерьез или это такая манера шутить. — Вы только посмотрите, Гриша, как это пятнадцатилетнее дитя разговаривает со взрослыми. Ну, как вам это нравится?

Гриша из вежливости промолчал, потому что ничего плохого в том, как разговаривает «пятнадцатилетнее дитя», не увидел. Во всяком случае, разумно человек говорит... В таком виде в городе, конечно, не покажешься. А в части тем более. Обязательно надо достать подходящие нитки. Да где их тут в поле достанешь? Ну и положеньице... Говорят, правда, что безвыходных положений не бывает, но это, наверно, относится к делам большим и серьезным, а в таких вот пустяках всегда почему-то безвылазно вязнешь.

— Стоп, нашел! — воскликнул Резо. — У нашей бабушки непременно должны быть такие нитки. У нее все про запас имеется, у нашей бабушки. А штопает она — в бинокль потом не разглядишь штопку...

...Гимнастерку бабушка Кето, а по-русски Екатерина Ивановна, заштопала великолепно. Это была просто художественная штопка: шва вовсе не было видно, и поврежденный и неповрежденный рукава, как и прежде, до «аварии», ничем не отличались друг от друга. Все это бабушка Кето сделала быстро, ловко, ни о чем не расспрашивая, а затем накормила всех вкуснейшим обедом. Гриша, конечно, от обеда вначале отказывался: во-первых, он уже пообедал дома, а во-вторых... Но об этом он ничего вслух не сказал... Дело в том, что Гриша немало уже был наслышан о грузинском гостеприимстве. Слышал он о том, что за грузинским столом пьют вино не из рюмок и даже не из стаканов, а из большущих рогов, что есть тосты, пить которые тамада просто-напросто может заставить.

Честно говоря, Грише даже и хотелось отведать хваленого местного вина. Резо так и сказал: «Другого такого, как наше, во всем мире нет». И конечно, хотелось выпить его из рога, пусть даже самого большого, чтоб потом было что вспомнить и что рассказать. Только мало ли чего тебе хочется! А если нельзя, если ты обязан отказаться? Вот именно — отказаться. Вежливо, но твердо отказаться, как посоветовал замполит Антонов, беседуя на эту тему с молодыми солдатами.

От обеда Грише отказаться не удалось — Андро Иосифович, дедушка Резо и Ануки, сухонький и, видимо, очень старый человек (потом Гриша узнал, что ему уже за восемьдесят), сказал, что смертельно обидится, если гость уйдет не пообедав. А от вина Грише и отказаться не пришлось, потому что здесь никто никого не заставлял пить. Гигантские роги — Гриша видел их, они висели на стене в столовой — тоже не были пущены в ход. Все было проще: девушки поставили посреди круглого стола графин с розовым вином, а у каждого прибора — небольшой граненый стаканчик из толстого, тяжелого стекла. Первый тост дедушка Андро предложил «за хозяйку дома, мою дорогую супругу Екатерину Ивановну, за ее золотое сердце и золотые руки». И все по очереди сказали свои добрые слова в адрес бабушки Кето. А вот Анука ничего не сказала, а только поцеловала бабушку в щеку — и все. И тут Гриша внезапно, и не по наитию, как говорится, а по выражению Анукиного лица понял, что ее молчание — это просто игра, которую рыжая капризница затеяла неизвестно для чего. А почему неизвестно? Известно: затеяла, чтобы подразнить меня.

Ну, а это ведь хорошо, значит, я ей не безразличен.

Второй тост дедушки Андро был за гостя, впервые переступившего порог их дома, — то есть за Гришу.

— И в его лице за всю нашу родную Красную Армию, — закончил дедушка Андро этот свой тост.

— Успеха тебе во всем, и чтобы одно за другим исполнились все твои желания, — сказал в дополнение к основному тосту Резо.

— Чтобы ты всегда радовал свою мать, — пожелала бабушка Кето.

— Желаю тебе большого личного счастья, — многозначительно (а возможно, это только показалось Грише) провозгласила Нина.

А вот голоса Ануки Гриша и на этот раз не услышал, она только приподняла стаканчик.

Но Грише и этого было сейчас достаточно. Он был рад, что сидит с Анукой за одним столом, и не где-нибудь, а в ее доме, он был рад вот просто так смотреть, как она ест и пьет, он был благодарен ей за то, что она хотя и безмолвно, но пожелала ему здоровья и успехов, он был рад, что видит, как все в этом доме любят Ануку, — значит, она хорошая, раз ее так любят, и он был рад видеть, с какой любовью и нежностью сама Анука относится к своим родным и близким... Ему, конечно, хотелось бы, чтобы эта любовь и нежность распространились и на него... «Но не торопись, Гриша, — приказал он самому себе. — Не торопись».

Мужчины — дедушка Андро и Резо — выпили за Гришу до дна, а женщины только пригубили.

Третий тост был провозглашен за отсутствующих за этим столом родителей Ануки и Резо.

— Мой сын Платон Андреевич и моя невестка Магдана Николаевна в командировке на летнем пастбище, они оба ветеринарные врачи, — пояснил дед Андро Грише. — Жаль, конечно, что ты пришел, когда их нет дома, но в такую пору они дома никогда не сидят. Да и к тому же им скоро диссертации защищать, вот и мотаются.

— Можно подумать, что в другую пору мы их когда-нибудь видим дома, наших детей, — сказала бабушка Кето. — То начинается перегон отар на летние пастбища, то на зимние, то окот идет, то какие-то прививки делают.

— Не гневи бога своими жалобами, дорогая Кето, — остановил жену Андро Иосифович. — Чабаны одиннадцать месяцев в году дома не живут, а наши ведь только в командировки ездят.

— Да вот все ездят и ездят, — снова пожаловалась бабушка Кето.

— Ну да, по-твоему, они должны безотлучно дома сидеть, возле твоей юбки. А что им тут делать, ты подумала? Кошку твою старую от ревматизма лечить? Или кур твоих? Нет, уж раз у них такое дело — пусть ездят. Правильно я говорю, многоуважаемый гость?

Обращение «многоуважаемый гость» было несколько неожиданным, и Гриша не сразу понял, что это его спрашивают, а поняв, пробормотал смущенно:

— Да, действительно, профессия у них такая...

— Профессия у моих родителей самая правильная, — прервал его Резо. — Я тоже буду ветеринарным врачом. Это наша фамильная профессия. У нас в роду почти все ветеринары, и дед Андро, и прадед Иосиф.

— Не совсем так, дорогой внук, не совсем так... Ты же знаешь, не был я ветеринарным врачом, я и на фельдшера еле-еле выучился. И то, можно сказать, на медные деньги. А прадед твой Иосиф и вовсе всю жизнь неграмотным прожил. Но кузнец он был знаменитый: всадники, бывало, хвастались друг перед другом: «А моего коня Иосиф подковал».