— Кто это? — дрогнувшим голосом спросила она. — Где вы?

— Я друг твоей матери. — Джексон присел на корточки рядом со своей пленницей. — Веревки не слишком туго затянуты?

— Где дядя Чарли? — Мужество вернулось к Лизе. — Что вы с ним сделали?

Джексон усмехнулся.

— Дядя, вот как? — Он поднялся на ноги. — Хорошо, очень хорошо.

— Где он?

— Это неважно, — отрезал Джексон. — Если захочешь есть, скажешь мне.

— Я не голодна.

— Тогда, может быть, что-нибудь попить?

Лиза замялась.

— Ну, немного воды.

Она услышала звон стекла, затем почувствовала, как что-то холодное прижалось к ее губам, и отдернула голову.

— Это всего лишь вода. Я не собираюсь тебя травить.

Джексон произнес это таким повелительным тоном, что девочка тотчас же открыла рот и отпила большой глоток. Мужчина терпеливо держал стакан у ее рта до тех пор, пока она не напилась.

— Если ты еще что-нибудь захочешь — например, сходить в туалет, — просто скажи. Я буду здесь.

— Где мы?

Джексон ничего не ответил, и Лиза продолжала:

— Зачем вы все это делаете?

Стоя в темноте, Джексон тщательно обдумал свои слова, прежде чем ответить.

— У нас с твоей матерью осталось одно неулаженное дело. Это связано с тем, что произошло давным-давно, однако сейчас мною движут отголоски совсем недавних событий.

— Уверена, моя мама не сделала вам ничего плохого.

— Напротив, несмотря на то, что она обязана мне всей своей жизнью, она делает все возможное, чтобы мне стало плохо.

— Я этому не верю! — с жаром промолвила Лиза.

— А я на это и не рассчитывал, — сказал Джексон. — Ты предана своей матери, как и должно быть. Семейные узы имеют очень большое значение. — Скрестив руки на груди, он задумался о своей собственной семье, вспоминая красивое, умиротворенное лицо Алисии. Красивое и умиротворенное в смерти… Сделав над собой усилие, Джексон прогнал это видение.

— Моя мама обязательно придет за мной.

— Определенно, я очень на это надеюсь.

Когда смысл его слов дошел до девочки, она быстро заморгала.

— Вы собираетесь сделать ей больно, да? Вы хотите сделать моей маме больно, когда она придет за мной. — Лиза непроизвольно повысила голос.

— Если тебе что-нибудь понадобится, дай знать. Я не собираюсь причинять тебе ненужные страдания.

— Пожалуйста, не делайте ничего плохого моей маме! — Под повязкой на глазах выступили слезы.

Джексон постарался не обращать внимания на мольбы. В конце концов плач перешел в завывания, а затем растворился в измученных всхлипываниях. Впервые Джексон увидел Лизу восьмимесячным младенцем. С тех пор она выросла в очаровательного ребенка. Если б Лу-Энн не приняла предложение Джексона, оставшаяся сиротой Лиза, скорее всего, попала бы в детский дом. Джексон посмотрел на нее, терзаемую внутренней болью, уронившую голову на грудь в мучительных страданиях. Для десятилетнего ребенка это уже слишком. Быть может, было бы лучше, если б Лизу отправили в детский дом и она никогда бы не знала свою мать. Ту женщину, которую Джексон сейчас намеревался навсегда вырвать из ее жизни. У него не было желания причинять страдания дочери Лу-Энн, но такова жизнь. Она несправедлива. Джексон так и сказал Лу-Энн при самой первой встрече: жизнь несправедлива. Если человек что-нибудь хочет, он должен это взять. До того как это что-то возьмет кто-нибудь другой. Аккуратно выпотрошенная до самой своей сути, жизнь представляет собой сплошную долгую череду прыжков с одного листа кувшинки на другой. Проворные и ловкие приспосабливаются и выживают; все остальные будут сокрушены и растоптаны, когда на тот лист, где они задержались слишком долго, приземлится более шустрое существо.

Джексон застыл неподвижно, словно сохраняя силы для того, что ждало впереди. Он стоял, уставившись в темноту. Очень скоро все начнется. И очень скоро все закончится.

Медицинский факультет Университета штата Вирджиния объединял учебное заведение и пользующуюся заслуженным уважением больницу с первоклассным травматологическим отделением. Лу-Энн быстро шла по длинному коридору. Риггс отогнал машину на стоянку; затем он присоединится к ней. Молодая женщина мельком отметила, что ей никогда прежде не доводилось бывать в больнице. Она быстро заключила, что ей не нравится ни запах, ни общая атмосфера. Но у нее была цель: она пришла навестить Чарли.

Он лежал в отдельной палате. У двери дежурил сотрудник полиции Шарлотсвилла. Шагнув мимо него, Лу-Энн направилась в палату.

— Эй, мэм, никаких посетителей! — воскликнул полицейский, коренастый мужчина лет тридцати, выразительно поднимая свою здоровенную ручищу.

Лу-Энн стремительно развернулась, готовая к схватке, но тут подоспел Риггс:

— Привет, Билли!

Полицейский обернулся:

— Привет, Мэтт, как дела?

— Не очень-то хорошо. Какое-то время не смогу играть вместе с тобой в баскетбол.

— Как это тебя угораздило? — Билли вопросительно посмотрел на его руку в перевязи.

— Долгий рассказ. Этот парень — ее дядя. — Риггс кивнул на Лу-Энн.

— Прощу прощения, мэм, — смутился полицейский. — Я не знал. Мне сказали, что никаких посетителей, но, думаю, к родственникам это не относится. Можете зайти в палату.

— Спасибо, Билли, — сказал Риггс.

Толкнув дверь, Лу-Энн вошла в палату. Мэтт следовал за ней по пятам.

Лу-Энн посмотрела на лежащего на койке Чарли. Словно почувствовав ее присутствие, тот открыл глаза, и его лицо расплылось в улыбке. Он был бледным как полотно, однако его глаза оставались живыми и внимательными.