— Мне не требуется объяснять тебе свои действия.

— Ты написала мне письмо, чтобы прикрыть задницу. В нем практически сказано, что ты умываешь руки в отношении расследования убийства Джейми Мелдона. Что кто-то угрожал тебе, что ты не получишь одобрения с самого верха, если не скроешься потихоньку в ночи. Вот и вся плата, на которую могут рассчитывать твои люди.

— Если б ты была умна, то тоже отступила бы, Шеф.

— Мона, речь не о самосохранении. Речь идет о том, что правильно, а что нет. И о верности своим принципам.

— О, пожалуйста… Мне нужны твои лекции по этике.

— А что ты собираешься сказать жене и детям Мелдона? «Простите, моя карьера слишком важна, примите смерть Джейми и живите дальше»?

— Я руковожу крупнейшей прокуратурой страны. У меня нет времени заниматься каждым мелким…

— Мона, это не мелочь. Ничто не бывает серьезнее убийства. Где-то есть человек, который отнял жизнь Джейми.

— Ну так возьмись за него, если ты так беспокоишься.

— Немного трудновато после того, как меня выставили с места преступления.

— Ничем не могу помочь.

— Это твое последнее слово?

— Даже не сомневайся!

— Ладно, тогда вот мое. Я займусь этим делом. И если хоть краем глаза замечу, что ты или кто-то из твоего офиса препятствует нашему расследованию, я лично позабочусь, чтобы твоя затянутая в «Армани» задница приземлилась прямиком в тюрьму.

Бет бросила трубку, откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула. Ее «Блэкберри» непрерывно жужжал в течение всего разговора. Она проверила почту. Девяносто три электронных письма, помеченных как срочные. У нее было запланировано шесть совещаний, идущих подряд, причем первое начиналось через двадцать минут. Затем два часа патрулирования в «Крейсере-один» и перекличка во Втором районе; вечером — выступления на двух общественных мероприятиях. Кроме того, ей нужно было присмотреть за расстановкой почти двух сотен копов, поскольку президент собирался пойти пообедать в свою любимую тошниловку в Арлингтоне, о чем Секретная служба сообщила ей в шесть тридцать утра.

Убийство в Девятом районе прошлой ночью лишило ее даже того короткого сна, который ей обычно доставался. Бет добралась до кушетки к четырем утра, пару часов вздремнула и была в офисе в семь. Типичный день в этом округе. А тридцать минут назад она получила информацию, которая имела отношение к Рою Кингману и ее сестре. Ее телефон зажужжал.

— Шеф.

Это была Пирс.

— Ребята из Социальной службы хотят знать, что им делать с Алишей Роджерс и ее сыном. У них есть место только до сегодняшнего утра. Судя по документам, у нее есть свое жилье, поэтому у соцслужбы связаны руки, если только вы лично не будете сильно настаивать.

«А если я буду настаивать, кто-нибудь сольет это прессе, и уже завтра появится статья о том, как начальник полиции злоупотребляет своим служебным положением, требуя личных услуг, недоступных другим нуждающимся гражданам…»

— Донна, перенеси три первых совещания на завтра. Втисни их куда-нибудь. Мне нужно кое-куда съездить. И скажи соцслужбе, что они могут отпустить Алишу и ее сына под мою личную опеку.

Бет взяла мобильник и набрала номер:

— Это Бет. Нам нужно разобраться с этим. Срочно.

— Я знаю, — ответил Эйб Альтман. — Знаю.

Мейс едва закончила завтракать и наливала себе вторую чашку кофе, когда Альтман вошел в столовую прямо из кухни.

— Надеюсь, вы хорошо спали, — сказал он.

— Неплохо. Встретила утром на пробежке Рика Кэссиди.

— Прекрасный молодой человек. Он собирался уйти с флота, чтобы быть поближе к сестре, и я решил, что работа здесь вполне ему подойдет. Она учится в Джорджа Вашингтона и получила постоянное место во Всемирном банке в округе Колумбия.

— Вы очень ей помогли.

— Когда бедный человек что-то дарит, это настоящая жертва. Когда дарит богатый, он редко поднимается до того же уровня.

— Ну, я знаю немало богатых людей, которые никогда и никому ничего не дарили.

Альтман был одет в своей обычной манере, в джинсы и рубашку с длинным рукавом. Он налил себе чашку чая, взял печенье и присел рядом с Мейс.

— Херберт — просто гений кухни, — сказал Альтман. — У меня два магистерских диплома и докторская степень, но я даже не могу правильно разбить яйцо.

— Знаю, я сама растяпа на кухне. Я взяла два круассана и тарелку яиц и едва уговорила себя не пойти за добавкой.

Альтман отпил чая, поставил чашку и сказал:

— Псих?

Мейс отерла губы.

— Слушайте, там не было ничего серьезного.

— Это было очень серьезно. Я выслушал Кармелу, которая говорила с Нон из того дома. Нон наблюдала всю вашу стычку из окна. Вас и Роя могли убить. Я чувствую себя ужасно. Ужасно, Мейс. Я всесторонне изучал выбранных людей, но даже не подозревал о связи этого человека с Алишей.