— А она путешествовала, когда вы жили в Техасе? Покидала страну?

— Нет, никогда.

— А твой отец? Он остался в Южной Каролине?

— Да. И мне это ужасно не нравилось, он ведь был моим отцом. Мама мне сказала, что ей предложили работу в Техасе — и она согласилась. И отец все понимает. Но ее объяснения выглядели бессмысленными, потому что, как я уже говорила, она начала работать не сразу.

— Ну, она ведь твоя мать, ты должна была ей верить. А твой отец что-то говорил о вашем переезде в Техас, когда вы оставили его одного?

— Когда я разговаривала с ним по телефону, мне становилось понятно, что он с трудом удерживается на работе. Он слишком много пил, не исключено, что принимал наркотики. Но ни разу не сказал ни одного дурного слова о маме. Он всегда говорил, что любит меня. И… ужасно сожалеет о Мерси. Но очень рад, что в его жизни есть я.

— А потом? — подтолкнула ее Блюм.

— А потом, когда я училась в колледже, моей матери позвонили. Отца нашли мертвым. Самоубийство. Мне рассказали, что он покончил с собой в Луизиане, в каком-то мотеле — вот только все было не так.

— Верно. Джек Лайнберри говорит, что это случилось в квартире твоего отца в Вирджинии, куда насколько я поняла, он переехал. Но он тебе не рассказал о том, что туда перебрался?

— Никогда. В любом случае мать отправилась организовать похороны или только сказала так мне. Я хотела поехать с ней, но она категорически запретила. Отца кремировали. Мама развеяла его пепел в том месте, которое было для него дорого.

— А ты знаешь, где оно находится?

— Нет, она так мне и не рассказала. А теперь я узнала, что тело нашел Джек Лайнберри. Об этом мама также никогда мне не говорила.

— Может быть, она не знала.

— Лайнберри наверняка слышал, что мама приехала вскоре после самоубийства отца. Однако она никогда не упоминала о том, что его видела. И Лайнберри сказал, что они тогда не встречались.

— И твоя мать покинула тебя вскоре после тех событий?

— Да. Через пару месяцев.

— Очень странная история.

Пайн покачала головой.

— Перед тобой сидит следователь, обученный добывать правду, говорить людям, что они лгут, видеть вещи, которые остаются скрытыми для других. И я рассказываю о своей жизни, в которой столько красных флажков… проклятье, Кэрол, как я могла их не замечать? Дьявольщина, разве такое возможно?

— Дело в том, что эти события произошли до того, как ты стала обученным следователем. А люди всегда хотят верить тем, кого они любят, в особенности дети родителям.

— А теперь я обязана признать правду, которая смотрит прямо мне в лицо.

— Давай вернемся к деньгам, которые тебе оставила мать. Ты имеешь представление о том, откуда они взялись?

— Нет. Там было довольно много, но в банке сказали, что все в порядке и это ее деньги.

— Из чего следует, что она позаботилась о тебе перед тем, как уехать.

— Но почему она уехала? Я предпочла бы иметь мать, а не банковский счет!

Обе некоторое время молчали.

— Твоя мать была невероятно красива, — заговорила Блюм. — Бритта показала мне ее фотографию, и она произвела на меня поразительное впечатление.

— У нее есть фотография моей матери?

— Да. Извини, ты ведь не могла об этом знать.

— Когда она входила, головы всех мужчин поворачивались к ней. Я была ребенком, но все равно замечала.

— Как ты думаешь, могло это оказать влияние на то, что случилось с твоей сестрой?

Пайн сделала глоток пива.

— Иными словами, ты спрашиваешь, могло ли тайное прошлое моих родителей сыграть роль в нападении на меня и исчезновении Мерси?

— Да.

— Я уже подумала о таком варианте. Но мы здесь, и нам следует продолжать переворачивать каждый камень. То, что мы узнаем, может помочь понять, почему моя мама исчезла.

— Эй, привет всем.

Они оглянулись и увидели Сая Таннера и Агнес Ридли, направлявшихся к их столику.

Таннер был в тех же джинсах, но в чистой, отглаженной рубашке из хлопка. Свой старый «Стетсон» он держал в руке. На огромной пряжке ремня красовалось выгравированное изображение банки пива «Будвайзер».

На Ридли было желтое платье из хлопка с длинными рукавами, парусиновые теннисные туфли, не скрывавшие опухшие красные лодыжки. Седые волосы рассыпались по плечам.

— И вам привет, — ответила Блюм.

— Вы не станете возражать, если мы к вам присоединимся? — спросил Таннер.

— Присаживайтесь, — предложила Пайн, не спускавшая с него глаз.

Они сели за их столик, Таннер повесил шляпу на спинку стула, поднял руку и заказал пиво.

— Еще одно тело, — сказала Ридли. — Боже мой.