Генералы Баранов и Казанкин, пересекшие район партизанской дивизии, оставили здесь много раненых. Теперь тех, кому требовалась срочная операция, переправляли через фронт самолетами. Остальных укрыли в лесных деревнях.

Это были хорошие новости. Но Галюга не скрыл и своей тревоги. В последние дни к Десне вышло большое количество фашистских войск. А разведка сообщала: вслед за Беловым движутся еще две вражеские дивизии.

— Что же вы намерены делать? — спросил Павел Алексеевич.

— У меня есть приказ удерживать территорию, пока подойдут все ваши войска, а затем прикрыть ваш отход. Будем стоять, сколько сможем.

— Много вам от нас неприятностей.

— Полагаю, товарищ генерал, что немцам неприятностей во много раз больше, — рассудительно ответил Галюга. — Ну, а мы, когда будет невмоготу, уйдем в лес. Или через линию фронта. От нас по прямой — сорок километров.

— Радиосвязь надежная?

— Вполне. Со штабом армии и даже со штабом фронта.

Павел Алексеевич вырвал лист из школьной тетради и написал радиограмму генералу Жукову. Сообщил, что находится у Галюги и с наступлением темноты намерен двигаться дальше, к линии фронта.

Ответ поступил незамедлительно. Командующий приказал Белову, Щелаковскому и всем старшим офицерам сегодня же ночью вылететь на Большую землю. Для этой цели на партизанский аэродром будут посланы пятнадцать самолетов У-2, каждый из которых совершит два рейса.

— Значит, там мы нужнее, — сказал Щелаковский, прочитав радиограмму. — Кого оставишь вместо себя, командир? Кто поведет через фронт штабной эскадрон?

— Подполковник Кононенко, — без колебаний ответил генерал.

Работы нашлось сразу столько, что Павел Алексеевич опасался: успеет ли управиться до темноты? Надо было отобрать людей для эвакуации, подготовить распоряжения Зубову, Вашурину, воздушным десантникам, проинструктировать остающихся офицеров.

День промелькнул — как один час. И вот вечером 24 июня Павел Алексеевич приехал на аэродром. Здесь, на обширной поляне, было спокойно. Пели птицы. Их не пугало громыхание канонады, доносившееся от Десны, не тревожило зарево, поднявшееся над черным лесом.

Майор Галюга, приехавший проститься, доложил, что немцы пытаются форсировать реку. А севернее пробивается на партизанскую территорию 2-я гвардейская кавдивизия.

— Очень трудная обстановка, — сдержанно произнес Галюга, и слова эти глубокой тревогой отозвались в сердце Павла Алексеевича.

— Ты что? — негромко спросил Щелаковский, заметив, как изменилось лицо Белова.

— Остаться мне надо, комиссар… Лети один.

— Ты приказ получил? Изволь выполнять. Тебя целый корпус ждет.

— Корпус пока в резерве.

— Ты меня удивляешь, Павел Алексеевич! С каких это пор в армии обсуждают приказы?!

Белов махнул рукой и пошел к У-2.

Мотор самолета долго не заводился. Галюга предложил генералу пересесть в другую машину, но тут, словно испугавшись, мотор вдруг затрещал и взревел с такой силой, что заглушил все остальные звуки. Самолет качнулся и мягко двинулся вперед, быстро ускоряя свой бег.

Вокруг была черная пустота. Только звезды мерцали над головой. Потом красноватые звездочки замелькали внизу. Самолет приближался к ним. Отчетливо стали видны вспышки разрывов, сверкание выстрелов.

Огненная полоса, протянувшаяся с юга на север, медленно проплыла под крылом самолета и ушла вдаль. Линия фронта осталась позади.

Несколько раз пытался потом Павел Алексеевич узнать о судьбе майора Галюги. Сведения были расплывчатые. 3-я партизанская дивизия несколько суток вела бои с немецкими соединениями. Встретив наконец обороняющегося противника, фашисты обрушили на партизан всю ярость, вызванную многочисленными неудачами.

Партизанская дивизия понесла очень большие потери. Остатки ее, разбившись на мелкие группы, ушли в другой район. Эти группы стали костяком знаменитой впоследствии Рогнединской партизанской бригады. О майоре Галюге было известно только одно: он получил несколько ранений, в том числе и тяжелое. Его считали погибшим.

Кончится война, пройдет еще год, пока однажды командующего Северо-Кавказским военным округом генерал-полковника Белова вызовет по прямому проводу министр обороны.

— Павел Алексеевич, — недоумевающе спросит он, — знаете ли вы такую фамилию: майор Галюга?

— Да, безусловно.

— Он вернулся из плена. Немцы почему-то держали его в группе командиров дивизий. И сам Галюга утверждает, что командовал дивизией.

— Да, — скажет Белов. — Третьей партизанской дивизией. Она существовала недолго, но сделала много. Летом сорок второго она помогла нам пробиться к фронту и приняла на себя массированный удар преследователей.

— Хорошо. Раз вы знакомы, направляю Галюгу к вам. Конечно, не дивизией командовать, — засмеется министр, — хотя проверку он прошел.