— Здравствуйте, — проговорил он в щель и только потом приоткрыл дверь шире.

— Чем могу помочь? — грозно проговорил менеджер и посмотрел из-под очков. Брови медленно потянулись на морщинистый лоб, а крупные губы непроизвольно растянулись в улыбку. — Антон, выглядишь…

— Чудесно! Да-да! Я знаю. Мне бы денежки снять.

— Присядьте, Антон Брониславович, — мужчина напустил серьезный вид и показал на кресло посетителя.

Шилов насторожился и аккуратно, чтобы полы халата не сильно расходились, прошел вперед.

Может стоило все-таки взять у Вени одежду?

— Так как ваш отец передал все господину Зобину…

— О, Боже! Нашел кому продуть! — не сдержался Антон.

Менеджер выдержал паузу и многозначительно выдохнул.

— Ваш отец…

— При чем тут отец? Я пришел забрать свои вложения! — голос дрожал от нетерпения. Ноги не держали. Шилов, не раздумывая, плюхнулся на стул.

— Я пытаюсь вам это сказать, — строго проговорил банкир и постучал костлявыми пальцами по столешнице.

Антон ерзал. Мерзкий червячок сидел под ложечкой и царапал, царапал, царапал.

— Вы совладелец «Инко», а компания ушла в глубокий минус из-за долгов Бронислава Константиновича…

— Какой совладелец? — снова перебил Антон. — Я там и дня не работал. Отец меня в офис не подпускал на пушечный выстрел. О чем речь? Можно ближе к сути?

— Ваши счета заморожены. Вы — банкрот, — договорил менеджер, будто смакуя на языке последнее слово. Наверное, не часто приходилось ставить такой приговор, потому наслаждался сполна.

Антон встал и, прищурив глаза, подошел ближе.

— Вы со мной не шутите так, — процедил сквозь зубы. Владимир Егорович отодвинулся, а Шилов продолжал: — Где мои двести тысяч, что я копил на личном счете? Я к отцу и его играм отношения не имею! «Инко» — его компания, я никогда не был ее частью! — Антон перевалился через стол и вцепился в грудки банкира.

Тот запищал, как поросенок:

— Вы можете подать в суд для разбирательства, но по документам вы — партнер отца и так же отвечаете за долги компании. Это еще хорошо, если обойдется без ареста, так как ваши несколько сотен тысяч не покрывают минус.

— Отдайте мои деньги! Мне отцовское не надо! Мое отдайте! — кричал Антон и брызгал слюной.

Дверь распахнулась, и в кабинет влетела охрана. Антона выволокли через общий зал на улицу. Он едва удержался на ногах от толчка в спину.

Отряхнулся, поправляя халат, сросшийся с его телом. На плечах и коротких рукавах появились растяжки и щели — тонкая ткань трещала и мерзко прилипала к коже.

Что делать дальше?

В кармане хрустнула та самая бумажка. Шилов вытащил ее и, гордо приподняв голову, стал спускаться к парковке. Хорошо, если Веня еще не уехал. Придется воспользоваться его предложением и взять у него одежду. Дальше разгуливать в таком виде Антон не мог.

Камила Дэй жила надеждой. Верила, что шкатулка откроется и долгожданная пилюля счастья выпадет в руки. Тогда можно будет не прятаться в этой позолоченной тюрьме, а открыто общаться с людьми. Влюбляться до беспамятства, целоваться до стона и обниматься с кем захочется и когда захочется. Разве это не то, что тысячелетиями ищут люди?

Сегодня ей исполнилось двадцать. До этого момента можно сказать, что она существовала, а не жила. А не жила потому, что — урод. И урод не простой, а золотой. Ха! Шутки-шутками, но от этих мыслей Камиле хотелось выть и крушить все, что попадется под руку. Плакать горькими слезами и заливать многолетнее горе. Хотя делала она это очень редко.

Много раз младшая Дэй слышала ерунду о том, что настоящей любви нет разницы, какой ты внешне; что люди умеют любить за глубину души; что они, не видят перед собой чудовище, когда любят всем сердцем. Чушь! Никогда не верила и не поверит. Это уж точно не про наше время, где на экранах телевизоров одни гламурные и выхоленные модники. С обложек журналов глядят полуобнаженные красавцы и красавицы. Инстаграм, ютуб, соцсети — не только приобщают к общению, но и показывают, как живут другие, интересные и разнообразные люди. И весь мир утопает в красоте, обожает ее и лелеет. А Камила — монстр. Кто такую полюбит? Кто разглядит глубину, если сквозь темноту видно только темноту?

Камиле так хотелось прикоснуться к жизни по-настоящему. Познакомиться с людьми, что глядели на нее с фото. Не в тени — под черной маской или спрятанной широким капюшоном, а выйти на свет. Открыть широко глаза и шагнуть вперед. Показать себя другим, взять все то, что отняли, почувствовать то, что было недоступно. Быть на виду: надеть шикарное платье в пол и пройтись по коридору с высоко поднятой головой, словив тысячи восхищенных взглядов. Ей просто хотелось быть среди них — красивых и необыкновенных. С рождения она — кукла в шкафу: с деревянными шарнирными руками и глазами-пуговками. Кому нужна уродливая игрушка?