Шрифт:
Самое главное
Самое главное, что в наше время надо понимать —
Уметь счастливым быть,
Особенно в условиях необычайно тяжких,
Что Богом дадено вам жить.
Иначе как еще дух свой вам закалять
И становиться стойким, прочным,
Если вы не пробовали, что такое страсть,
Не погибали в иллюзиях бездонных?
И лишь пройдя жестокий свой урок
Вы остановитесь в своем неверном шаге.
Лишь опытным идя путем,
Вы обнаружите в себе крупицу знания.
Иллюзии
Иллюзорно всё:
Страдания и боль, неправильное понимание,
Весь мир кругом —
Он создан нашими стараниями.
Иллюзии отриньте, вперед, друзья!
К открытию космических законов,
К открытию любви к себе
И восприятию откровений Бога.
Немного нам осталось до гудка
С ним вскроются все наши накопления.
Иллюзии сойдут как шелуха,
И вы окажитесь без права на ошибок исправление.
Жизнь
Жизнь – не значит жить в покое,
Довольствоваться бытием,
Плыть по течению, не споря
Ни с судьбой и ни с самим собой.
Жизнь, прежде всего, – уроков прохожденье,
Их осознанье и уход от выученных тем.
Чем лучше будет тех уроков усвоение,
Быстрее произойдет на новый уровень подъем.
Глава 3. Не – друзья
Музыка для домового
Лето закончилось, и начиналась учёба. Катя училась с тринадцати часов, иногда пару ставили в одиннадцать. Она училась на филологическом факультете, и считалось, что филологи лучше всего соображают днём, после обеда.
Занятия заканчивались, как правило, в 18.00.
Катя шла домой, готовила ужин, отдыхала и садилась за чтение книг, которые следовало прочитывать в большом количестве, либо выполняла другие задания. Иногда, устав от того и другого, Катя включала музыку. И однажды у неё вышла странная история.
Её соседка по комнате продолжала числиться как жилец, а при этом стала проживать в другом месте, у родственников. И Катя осталась жить в комнате одна.
«…В моей комнате нет телевизора, но есть магнитофон. И куча кассет. Какое-то время мне очень нравилась тоскливо-печальная музыка незабываемой Милен Фармер. Я слушала её, не переставая.
Сколько бы её не слушала, как бы сильно она мне не нравилась, а спать ложиться всё равно надо. С сожалением выключила магнитофон, стоявший на столе, достала из него кассету, положила рядом и уснула.
Утром, едва открыв глаза, меня потянуло к кассете. Моя рука замерла на полпути. Там, где та была оставлена вчера вечером, сегодня ничего не было.
И нигде не было. В поисках пропавшей кассеты я пересмотрела несколько раз все другие, часть которых валялась на полке, часть – сложена в коробке, стоявшей под кроватью, заглянула в шкаф, поискала на подоконнике и даже в ящике за окном, служившем мне холодильником. Но всё напрасно…
У домового – думается, это был он – свои правила игры, которые нам неизвестны. Может быть, ему надоело слушать одни и те же мелодии, и он решил избавиться от них. Может быть, ему, наоборот, они пришлись по вкусу, и он забрал кассету себе. Так или иначе, кассета пропала.
Не помню, кто надоумил меня, – я попросила домового вернуть мне кассету назад, так как она мне очень была нужна.
И только через три месяца он вернул её…
Когда, лежа ничком на постели, нечаянно посмотрела вниз, то увидела потерю. В самом углу, под моей кроватью, задыхаясь от пыли, заброшенно жалась к железной ножке моя «певунья». Дрожащими руками вытащив её оттуда, я чуть не расцеловала ее от радости…»
Больше Катя уже не слушала кассету, и она потом всё равно потерялась. Не нужно думать, что она смахнула её со стола во время сна, не заметив. Но даже если бы это и было так, то пол в комнате девушка как минимум подметала не раз в три месяца и не могла не заметить кассету!
***
Вообще, работа домового присутствовала в Катиной жизни постоянно.
Например, одно время было у девушки увлечение – она научилась гаданиям на картах, и применяла его постоянно, день и ночь.
«…Я гадала по всяким пустякам: гадала, придёт ли ко мне вечером кто-либо в гости или не придёт, что меня ожидает на следующий день, что через день и так далее.
И вот однажды, досыта нагадавши перед сном, я легла спать. Карты остались на столе, сложенные ровной стопочкой.