Шрифт:
Четвёртый этаж…
Пятый…
Вдруг прямо из-под ног выскакивает какая-то животина, то ли кошка, то ли крыса. От неожиданности я отпрянываю назад с воплем ужаса. Ну, наконец-то мой шестой и спасительная дверь в блок. Судорожно, напрягаясь до предела, сведёнными пальцами открываю замок, толкаю дверь, с нетерпением ожидаю света (свет в блоке никогда не выключался), а навстречу – полная темнота.
Я обмерла. Значит, лампочка всё-таки сгорела. Как теперь зайду к себе в комнату??! Впереди темно, сзади ещё темнее… И что делать? Бежать вниз, будить вахтёра? И что ей скажу: мне страшно, потому что боюсь темноты и привидений? И ведь надо ещё дойти до первого этажа, а если она не пойдёт, то и обратно…
Нет, уж… Все эти рассуждения лихорадочно проносились в моём мозгу. Вдруг что-то прошелестело за спиной. Я так перетрусила! Держа наготове ключ от комнаты, вдёрнулась внутрь…»
Не забывай
Катя ехала из аэропорта на рейсовом автобусе. Её уволили, а точнее, не продлили контракт, на что она очень рассчитывала. Уволили на основе ложных доносов, написанных из-за зависти и, может быть, её неопытности. Больше Катя – не стюардесса.
«…На душе было скверно, обидно и досадно. Ну, и ладно. Слёзы душили меня.
Я сидела на первом сиденье. В мои мрачные размышления настойчиво вмешивался громкий разговор молодого человека в солдатской форме с кондуктором. Он рассказывал о своих полученных ранах и при этом с готовностью демонстрировал следы от пуль и осколков гранат. Больше всего эмоций у него вызывала гноящаяся рана на ноге.
Наконец моё внимание полностью переключилось на солдата. Вынужденно. Потому что он, а его звали Алексей, как выяснилось, захотел поднять мне настроение. Слишком унылый был у меня вид, наводивший на окружающих тоску.
Алексей начал рассказывать всю свою историю заново. Теперь уже мне лично. И показывать ранения тоже. Из уважения к его переживаниям я терпеливо и внимательно его слушала.
На моей остановке он вышел вместе со мной. И с этого момента больше не отходил от меня ни на шаг! Не хотел отходить.
В городе Алексей был проездом. До дома ему оставалась ещё ночь пути. Но, как оказалось, он не торопился. Он радостно мне сообщил, что сегодня не уедет. Странно.
Высокий, худой, в тяжёлых сапогах, он выглядел ребёнком. Я не могла топнуть ногой и сказать: «Уходи». Что-то удерживало меня от этого поступка. А моё неубедительное «у меня много дел» совершенно на него не действовало. Он был готов следовать за мной, куда угодно. Так мы и ходили целый день. Куда я, туда и мой солдатик.
Наступило время идти домой. Пришлось укладывать его спать в моей комнате в общежитии. Моя соседка ещё не вернулась с каникул, и одна кровать оставалась свободной. Спал он смирно. Но лучше мне от этого не становилось. Я с нетерпением ждала, что на следующий день он уедет.
С утра ушла по своим делам, он – на вокзал. Попрощались. Каково же было моё удивление, или, лучше сказать, неудовольствие, когда я снова встретила его у своих дверей вечером. Да ещё в каком виде! На лице Алексея запеклась кровь, один глаз заплыл, не лучше выглядели и руки.
Спрашивать у него не надо было, что случилось. Он сам начал рассказывать. По его словам, он спокойно шёл по какой-то там улице, свернул в проулок, где у него попросили закурить «какие-то нерусские». Закурить у Алексея не оказалось, и за это его избили…
Слушая его историю, становилось ясно, что и сегодня он тоже не уедет. Ещё один вечер предстоит слушать истории Алексея, которые от постоянного повторения уже набили оскомину. Ни о чём другом, как о своих ранениях, он говорить не мог…
На следующий день я снова ушла по делам, а он, очевидно, – совершить очередную попытку уехать домой. Вечером, когда мы встретились, Алексей протянул мне тряпичную собачку с верёвочкой, чтобы можно было её повесить на гвоздик. На мой вопрос «где взял?» он замялся.
«Стащил?» – не очень тактично сделала я попытку догадаться.
Он кивнул и сказал, что сегодня ночью уезжает на ночном поезде. Купил билет. Потом он протянул мне звёздочку со своих погон. На память. И подарил фотографию, чтобы не забывала.
Вздохнув облегченно, закрыла за ним дверь. Неожиданно спустя какое-то время после его отъезда где-то в глубине души у меня возникло чувство, как если бы что-то оказалось упущенным, словно я могла и должна была сделать что-то, но не сделала. Это было кошмаром. Алексея подвёл ко мне Бог, а я к нему не испытывала ничего, кроме раздражения…»
И Катя решила сделать это сейчас. Вспомнить о нём, поблагодарить его за тот маленький урок доброты, который он преподнёс, сам того не зная. Будь у Кати поменьше самонадеянности и эгоизма, она бы осталась работать в «Аэрофлоте» и, возможно, сделала бы там карьеру. Но судьбе угодно было, чтобы Катя пошла другим путём и познала «все прелести» неустроенности и неурядицы.