Шрифт:
Наш философ Сергей спросил Кирилла:
— Небось собираешься продолжить диалог с начальством?
— А как ты угадал? — удивился Кирилл.
— Слушай, Кира, — сказал Сергей, — давай, старичок, договоримся. Если у тебя какие вопросы, ты мне их сперва задай. А к начальству не приставай с глупостями.
— Есть вопрос, — сказал Кирилл. — Откуда ты такой мудрый?
— А оттуда, что тебя, дурака, всю жизнь очень люблю, — сказал Сергей. — Сколько лет мы вместе? Десять — школа, пять — институт, и здесь, в секторе, уже шестой годик… Скоро серебряную праздновать.
Вот так мы и жили. Неугомонный Кирилл все в бой рвался: Сергей философствовал, а я был на подхвате. И только наш Павел по обыкновению молчал и добродушно улыбался. Он слыл в секторе самым крупным молчальником, эталоном молчальника. Если вдруг произносил, поежившись, «что-то холодно», Сергей изумленно смотрел на него и спрашивал Кирилла или меня: «Слушай, а чего это старичок наш сегодня так разговорился?»
Но именно над Павлом, тихоней из тихонь, и разразилась у нас в секторе первая настоящая гроза. До этого все цветочки были. А тут наш Степан Степанович по-настоящему показал зубы.
Впрочем, если честно, Павел был, конечно, не прав. Совершил ошибку.
Однажды, дело происходило летом, Степан Степанович гулял в отпуске, к нам в сектор приехал представитель из смежного института и попросил показать предварительные итоги некоторых наших работ. Что-то там понадобилось им сверить.
Прежде, при старике, такая взаимная информация в рабочем порядке считалась делом обычным и нормальным. Смежники к нам ездили, мы к ним. А чего таиться? Смотрите, изучайте. Нам прятать нечего.
Хотя, если строго разобраться, Павел не должен был брать это на себя. Следовало сперва спросить у заведующего сектором. Старик считал одно, а его преемник мог рассуждать совсем иначе.
Сергей так прямо и сказал Павлу: «Поторопился ты, старичок. Надо было Степана дождаться». На что Павел ничего не ответил, только пожал плечами.
А когда Степан Степанович возвратился из отпуска, в первый же день Павел взял и все, как есть, ему выложил. Так, мол, и так, ко мне обратились, и я счел возможным…
Если бы сам не вылез, еще неизвестно, дошло бы что-нибудь до Степана. Может, и нет.
Степан с интересом посмотрел на Павла, спросил:
— Счел, значит?
Павел промолчал.
— Покомандовать решил?
Павел ничего не ответил.
— У тебя когда переаттестация? — поинтересовался вдруг Степан Степанович.
— В марте, — сказал Павел.
— Вот и ладненько. — Степан Степанович кивнул. — Значит, будет время подыскать себе работу.
Когда мы узнали об этом разговоре, поняли: нет, то не пустая угроза. Не таков наш заведующий сектором, чтобы бросать слова на ветер.
Кирилл, конечно, как всегда, вскипел, сказал, что должно же существовать в институте общественное мнение, доколе Степан Степанович будет за всех решать? «Тоже мне бог, царь и герой!» На что Сергей ему объяснил, что бог и царь правильно, а вот герой — совершенно неверно, потому что герой не Степан, а, наоборот, наш Павел — герой, да еще глупец. Кто его за язык тянул рассказывать о смежниках? Молчальник, молчальник, а, когда не надо, хуже последнего болтуна…
Павел ничего не ответил, а я понимал: сейчас, в самый разгар работы над диссертацией уйти из института — для него настоящая трагедия.
— Ну так как? — спросил меня Степан Степанович. — Приглашаешь к себе Новый год встречать? Я ведь один остался, жена в Емментуках…
И смотрит на меня. Ждет ответа.
А я… Я изображаю на лице наилюбезнейшую улыбку, а сам лихорадочно думаю: что мне делать? Что же ему ответить?
Ведь если я, не посоветовавшись с ребятами, на свой страх и риск приглашу сейчас Степана к нам за стол, меня убьют они. И будут правы.
А с другой стороны, ну как ему объяснить, что общество его для нас, подчиненных и сотрудников, может быть и не самым приятным? Заявить это человеку, который заранее, раз и навсегда предупредил нас, чтобы мы на его чувство юмора не рассчитывали?
И дернул же меня черт сказать ему про встречу Нового года! Проклятый мой язык… Вырвать его мало!
…Говорю, улыбаясь:
— Конечно, Степан Степанович. Будем очень рады… Пожалуйста…
— Ну спасибо. Приду. У меня и бутылочка «Греми» припасена. Захвачу.
— Да что вы, — говорю, — ничего не надо.
— Ладно, ладно, не ломайся… Адрес-то какой?
Я назвал ему адрес: улицу, дом, как лучше проехать… И тут вдруг осенила меня мысль: а может, ничего даже? А? Нет худа без добра. Может, удастся это дело с Павлом как-нибудь отрегулировать? За рюмкой «Греми» ведь совсем иной разговор. Может, Степану тоже до смерти надоела наша холодная конфронтация в секторе? Потому и напросился. Нельзя же нам упускать такой шанс. Как говорится, худой мир лучше доброй ссоры. Ради товарища можно и потерпеть немножко. Ничего страшного.