Учитывая его телосложение, мы могли преодолеть проход за пару шагов, но он намеренно замедлился, как будто не хотел торопить меня.

— Сестра Джоли, — продолжила я.

— Я так и понял.

Верно.

В тот день мы с сестрой могли сойти за близнецов. Наша мама отправила нас на прическу и макияж в шикарный салон красоты «Сладкая магнолия». Мои длинные светлые локоны завили и растрепали так, что они могли посоперничать высотой с пиком церкви. Макияж отличался вкусом и лоском, подчеркивая мои глаза коричневыми тенями, но накладные ресницы и тридцать слоев кричащей помады в конечном итоге делали мое лицо похожим на восковые фигуры из музея. Увидев итог в салоне, я пошутила над мамой, что добавлю кошачьи черные стрелки и блестки, отчего у нее чуть не случился сердечный приступ.

— Пожалуйста, Мэдисон. Смилуйся надо мной, — попросила она, молитвенно сложив руки. — Только на один день.

Так я оказалась в пышном и розовом чудовищном платье.

Еще один подарок от моей матери. Она заказала платье, чтобы оно соответствовало ее наряду и наряду моей сестры.

Я едва могла двигаться из-за всех этих плотных слоев тюля и шелка.

— Сахарная вата, — бросил Эйден, снова привлекая мое внимание.

Я нахмурилась в замешательстве.

— Что?

— Цвет твоего платья.

Мои щеки стали ярко-алыми.

— Да, в таком трудновато смешаться с толпой.

Его зеленый взгляд прошелся по мне, но он больше ничего не сказал, потому что мы уже дошли до конца прохода. Эйден остановился и отпустил мою руку, одарив меня намеком на улыбку, прежде чем повернуться к своей семье. Его отец обнял его за плечи, а мать сияла от гордости.

Мой же папа тем временем фотографировал меня на сверхмощную камеру с огромным объективом, одновременно пытаясь не заплакать в пятый раз за день.

— Я не могу поверить, что мой ребенок выходит замуж, — сказал он так, словно был близок к очередному срыву.

Щелк-щелк. Затвор камеры открывался и закрывался.

— Держи себя в руках, Питер, — простонала моя мать. — Мы должны быть сильными ради Джоли.

Но в ее голосе тоже слышались слезы.

Она бросилась ко мне и засуетилась над моим платьем, пытаясь расправить цветок, пришитый к моему лифу у сердца.

— Не думаю, что его можно выправить, — заметила я.

На что мама цокнула, как будто ее раздражало отсутствие у меня веры в ее материнские способности. Она вытащила из сумочки маленькую булавку и всунула в мое платье (зацепив при этом мою кожу), игнорируя мой стон боли.

— Вот так, отлично. А теперь перестань сутулиться. — Я ссутулилась сильнее, и она закатила глаза. — Тебе всегда надо поспорить.

Да ну!

После репетиции в церкви был ужин. Разумеется, он удался. Мама участвовала в его планировании, а она устраивала вечеринки всю жизнь, как будто готовилась к большой традиционной южной свадьбе. Как завсегдатай светской жизни Хайленд-парка, она была рождена для подобных моментов.

К моему сожалению, мне не выпал больше шанс поговорить с Эйденом за ужином, не в присутствии членов наших семей, которые пытались завладеть нашим вниманием и задавали назойливые вопросы.

Что ты будешь делать теперь, когда закончила колледж?

Я бы с удовольствием отправилась в Мачу-Пикчу с одним только рюкзаком.

Когда собираешься замуж?

Не знаю… Мне всего двадцать один.

Сколько хочешь детей?

Что? Вы же знаете, что это не я выхожу замуж?

Затем пришло время для выступлений. Джеймс и Джоли (да-да, у мамы точно случилась тахикардия от всевозможных вариантов монограмм) попросили, чтобы члены семьи сказали свои тосты на репетиционном ужине, а не на свадебном приеме, поэтому, когда все расселись и поели, я отодвинула свой стул, подняла фужер с шампанским и постучала по нему ножиком для масла. Преуменьшением было бы сказать, что я немного нервничала, а уж что было после того, как я разбила флюте тем самым ножом и облилась шампанским…

Все ахали от ужаса, пока я смахивала брызги шампанского со своего платья.

— Ну, похоже, что эти репетиции – хорошая идея, — хихикнула я. — Завтра, во время свадьбы, я не стану стучать по стеклу, прежде чем произнести тост.

Все засмеялись, а ко мне бросился служащий, чтобы помочь навести порядок. Именно тогда в маленькой комнате загородного клуба Далласа я встретилась с Эйденом взглядом. Он улыбался, хотя и едва заметно. Лишь правый уголок его рта был приподнят, давая мне понять, что он мне сочувствует, а не забавляется над ситуацией. От столь пронзительного взгляда по спине пробежали мурашки.