– Добрый день, Анна Павловна.

– Прошу, садитесь, - пригласила я его за стол, вынимая ладонь из жаркого плена мужских пальцев.

– Сесть всегда успеем, - ухмыльнулся он, снял очки и положил их на край стола.

– Присаживайтесь, - розовея щеками тихо поправила я себя, и с нескрываемым, слишком откровенным любопытством оглядела адвоката.

Пока он устраивался на подушках с теснённым дамасским вензелем и вынимал из внутреннего кармана пиджака паркер с небольшим ежедневником, делая вид, будто не замечает моего потрясения, я с молчаливого согласия хозяина не без удовольствия подмечала детали его внешнего вида. От небрежно взъерошенной, но все же аккуратной причёски, отливающей на солнце медью, до кожаных оксфордов, несомненно дорогих, как и весь его облик. Он расстегнул пуговку пиджака, позволяя широким плечам свободно разойтись в стороны, сложил руки замком и замер, великодушно позволяя мне закончить с постыдным изучением его фактурных форм. Так, словно он привык вот к такой реакции на своё появление и выработал на неё антидот в виде снисхождения.

Справедливости ради стоит заметить, что я довольно быстро прогнала этот морок первого неизгладимого впечатления и вернула себе способность говорить и мыслить. Однако не переставала блуждать взглядом по ухоженной тёмной щетине и треугольнику загорелой кожи, выглядывающей из ворота белой рубашки, словно примагниченная.

– Как я уже говорила ранее, дело касается наследства..., - у меня получалось излагать мысли связанно, что не могло ни радовать. Не хотелось прослыть недалекой и опозорить отца. В голосе даже звучало спокойствие, а кое-где пробивались деловые, уверенные нотки.
– На днях я посетила нотариуса и была потрясена, узнав, что отец составил завещание, которым все имущество, кроме дома, завещал... одному проходимцу.

– Довольно любопытно. Вы, разумеется, возмущены сией несправедливостью и намерены у этого, как вы говорите, проходимца, отсудить все ваше имущество?

– Совершенно верно, я бы хотела...

– Прощу прощения, - прервал наш конфиденциальный разговор официант, поставил Демиду Алексеевичу фирменный морс со льдом и фруктами, вежливо улыбнулся и в полупоклоне попятился назад. Рокоссовский даже бровью не повел. Полный игнор посторонних раздражителей и вовлечённость в наш разговор. Я мазнула взглядом по бордовому карманному платку, шлице рукава с четырьмя металлическими пуговицами и золотым часам, опоясывающим широкое запястье. Зачем он пошёл в адвокаты? Ему бы моделью работать. Уж слишком хорош, но при этом не слащав. Удивительный баланс красоты и мужественности. Природа знатно постаралась.

– Аннушка, вы в порядке?
– позвал меня мужчина, вылавливая-таки из далёких далей. Что-то я совсем не о том думаю.

– Простите, отвлеклась... Так вот, я бы хотела оспорить завещание, если это возможно. Нотариус показал мне его, и я уверена на 99 из 100, что там подпись не моего отца.

Мужчина поднял руку и задумчиво огладил щетину на подбородке, а я заметила светлую полоску кожи на безымянном пальце. Совсем недавно разведён?

Рокоссовский многозначительно и как-то устало вздохнул. Отвёл взгляд куда-то в сторону, недолго о чем-то размышляя.

– Кто этот проходимец, говорите?

– Тагаев Давид Юр...

– Юрьевич, - закончил он за меня и отложил ручку с ежедневником в сторону.

– Да, Юрьевич, а откуда вы?.. Откуда вы знаете?
– лепетала я, пока в голове с болью стыковались кусочки фактов. Ну конечно они знакомы...

– Голубушка, работа у меня такая всех проблемных людей знать, - слабо улыбнулся мужчина, подтверждая мои догадки, и тут же нахмурил брови, меж которыми молнией пролегла морщина, какая часто встречается у думающих людей.

– То есть, вы мне не поможете?
– с сомнением прищурила глаза, стараясь не пропустить ни одного сигнала его тела, свидетельствующего бы о попытке обмана.

– Отчего же. Помогу. Только навещу сперва своего старого друга, поговорю. Уж очень странная ситуация складывается, - без капли притворства, совершенно откровенно и открыто ответил адвокат.

Не похоже, чтобы он лгал...

– Я уже была у него. Деньги и иные материальные ценности его не заинтересовали, - при воспоминании о предложении Давида, щеки запылали огнём и точно покраснели. Я спрятала взгляд в стакане с мохито и поспешила оттуда отпить, охлаждая жар, приливший к шее и лицу.

Демид Алексеевич приподнял густые дуги бровей, но наводящих вопросов задавать не стал.

– Присутствие фигуры Давида в споре несколько осложняет дело...

– Понимаю о чем вы, - полностью купировать дрожь в голосе не удалось и он-таки дрогнул на ударной ноте. Я сделала ещё глоток, успокаиваясь.
– Но у нас нет другого выбора. Договариваться он не собирается, а если есть хоть малейший шанс выиграть это дело, то мы просто обязаны попробовать.

Рокоссовский перевёл на меня вдумчивый, умный взгляд, приложив костяшку указательного пальца к губам.

– Поступим с вами так, Аннушка. Я обсужу с Давидом эту деликатную тему, постараюсь вразумить, ну а если не получится, то тогда мы обратимся в суд. Но должен вас предупредить, что процедура довольно длительная. Пока примут к рассмотрению, пока истребуют завещание из нотариальной конторы, пока назначат экспертизу, а там лето и сезон отпусков...

– Так долго..., - как-то по-детски захлопала я ресницами, понимая, что все это время нам нужно на что-то жить. А ещё оплатить работу Рокоссовского и те долги, кстати о них...
– Ну что поделаешь, будем ждать. Лишь бы толк был. Я бы хотела обсудить с вам вопрос оплаты.