Он поднялся со своего места и размеренным шагом приблизился ко мне, взвешивая ответ. Мой обманчиво спокойный тон и лёгкая улыбка на губах, вероятно, ввергли его в короткое замешательство. По крайней мере, на лице этого двухметрового лося отображалась бурная мыслительная деятельность.

– Верно, именно это я и предлагаю, - вкрадчиво пробасил он, сократив между нами расстояние практически до нуля.

– Ах, вот оно что, - доброжелательно протянула я и-таки влепила с размаху ему хлёсткую пощёчину. Давно напрашивается. Он даже не моргнул. Как стоял совершенной статуей, так и остался. Только желваки на скулах заиграли и глаза заблестели чем-то тёмным, нехорошим.
– Я никогда не лягу в постель с таким мерзавцем, как ты. Запомни это. Лучше удавлюсь. Встретимся в суде, Давид Юрьевич.

– Как пожелает маленькая наследница, - догнало меня тихое у самой двери.

Из его дома я вылетела, как пробка под давлением. Ладонь горела от хлесткого удара, впору лёд прикладывать. Внутри ураганом закручивались чувства. Ярость и гнев на него за столь беспринципное, беспрецедентное, отвратительное! предложение; и злость на себя за то, какие ощущения, какие мысли этот козел ухоженный во мне пробуждает. Это же просто кошмар! Как можно позволять себе млеть и таять лишь от одного его взгляда? Чистой воды предательство самой себя и своей семьи! Нет, нет и ещё раз нет! У него же нет ни капли уважения к женщинам. Он же видит в слабом поле только объект для утех. В добавок, он принимает меня за одну из эскортниц! Из ума что ли выжил?! Хамло невоспитанное.

«Лексус» стоял там, где я его оставила, поблёскивая белыми бочками. Шла быстро, даже немного подскакивая от скорости. Каблуками выбивая соответствующий ритм. Цок-цок, цок-цок. Открыла водительскую дверь и когда садилась, незаметно взглянула в сторону дома.

Разумеется он смотрит. Ноги на ширине плеч, руки по-прежнему в карманах, голова чуть запрокинута назад. Поза расслабленная, самоуверенная. А взгляд... отсюда вижу - победителя.

Да пошёл ты, Давид Юрьевич.

Хлопнула дверью и завела мотор. Фиг я буду изощряться и задом сдавать. Развернулась прям по этой чудесной поляне, да поехала, сминая и вырывая клочьями свежевыстеланную газонную траву.

Уже на выезде из коттеджного посёлка я вдруг поняла, что не спросила у него про долги. Вряд ли бы он, конечно, рассказал что-то внятное, ибо даже на простые вопросы отвечать не торопился. Но все же... как теперь узнать? На секунду подумала вернуться и допросить повторно, но лучше нам избегать общения... По крайней мере, пока я не возьму себя в руки и не возненавижу его до нужной степени.

Все ещё в голове плохо укладывалось и даже немного не верилось, что он оказался способным на столь гнусный поступок. Да, он заносчивый и высокомерный с раздутыми самомнением, но не подлый. Подлости в нем я точно прежде не замечала. Даже наоборот, он казался мне слишком искренним и честным. Особенно тогда, когда напротив нужно было бы недоговорить, схитрить или уж солгать во благо. А он - нет. Прямолинейный и упёртый, рубящий правду, даже если она не в его пользу.

Так случилось и в тот день, когда я застала его с жгучей красоткой. Ну как застала?... Случайно зашла в кабинет, пока куковала в его доме после ранения. Мне тогда только показалось, что между нами что-то заискрило. Но... размазанная красная помада на его губах, расстёгнутые брюки и охающая-ахающая полуголая блондинистая дама в непосредственной близости свидетельствовали об обратном. Помню выскочила оттуда со сверхзвуковой скоростью и вернулась к себе в комнату. Но я даже не думала плакать или страдать из-за него. Да, горько. Да, неприятно. И даже немного обидно. Но ведь я сама виновата, что обелила его в своих рассуждениях. Впечатление о нем с самого начала сложилось что ни на есть правильное: невоспитанное хамло, повеса, бабник и жуткий нарцисс. И менять его, значит обмануть саму себя.

Знаете что сказал мне этот правдоруб, когда спустя полтора часа зашёл в «мою» комнату?

– А чего ты от меня ожидала, Аня? Я здоровый мужик, мне трахаться охото.

Я, конечно, до глубины души была возмущена вот такой непосредственностью и его претензионным тоном. Как будто это я виновата, что он по жизни думает нижним этажом. Ни тебе сожаления, ни раскаяния, ни даже попытки оправдать себя. Назвал вещи своими именами и продолжал стоять, прожигая меня своими дьявольскими глазищам.

– Ты не обязан объясняться со мной. Ты находишься в своём доме, - мягко улыбнулась я, на самом деле не понимая какого черта он решил сделать это здесь? Ну поехал бы в тот же «Эммануэль». На тот момент девочки там находились в подвешенном состоянии и уж точно бы вниманием не обделили.

Давид ещё с минуту молча стоял, а затем хмыкнул себе под нос и вышел из комнаты. Следующую ночь я уже провела дома. Ребята Таро выяснили, что целью киллера была не я, а значит мне больше ничего не угрожало. Следовательно и продолжать жить бок о бок с этой трахательной машиной, опасливо замыкаясь на замок перед сном, больше оснований не было.

Когда он вернулся с очередной стрелки, мной в доме уже и не пахло. Да, я ушла по-английски. Нет, мне не стыдно. Женской гордости во мне оказалось все же больше, чем симпатии к нему. Вскоре, рядом с близкими я и думать забыла об этом наглеце. Скорбь и траур по отцу перекрыли все. И тем не менее, как настоящая женщина, пережившая какое-никакое душевное потрясение, я отстригла волосы до плеч и перекрасилась из золотого блонда в темно-русый с медовым отливом. Перешагнула через дерьмо и пошла дальше...