Вот я смотрю на определенный объект в своей комнате. В результате воздействия этого объекта на свои чувства я получаю целый комплекс информации (в терминах Канта -множество данностей): темно-коричневый цвет, такая-то поверхность, такая-то протяженность, такой-то материал и т. п. Действие рассудка заключается в том, чтобы соединить это множество данностей в единстве предмета. Происходит процесс соединения именно на основании понятий («стол», «плоскость», «длина», «материал» и т. п.). Иными словами, понятия - это функции (орудия) обработки чувственной информации. Стол предоставляет мне множество информации через чувственные входы (зрение, слух, осязание и т. д.), а рассудок с помощью понятий декодирует, обрабатывает эту информацию и образует (конституирует) определенный предмет - вот этот стол. Ведь «темно-коричневый», «плоский», «длинный», «деревянный» на чувственном уровне является лишь сырым материалом, требующим концептуальной обработки.

Представим себе человека, который никогда не видел столов. Вот он заходит в нашу комнату и тоже получает конкретную чувственную информацию. Он не имеет в своем распоряжении понятия стола (существовало и существует много культур, где нет столов), и его рассудок не может правильно соединить множество чувственных данностей в определенное единство. То есть, для этого человека этот предмет не является столом в нашем понимании. Однако он оперирует какими-то другими понятиями, которые соответствуют его привычному образу жизни. Он, например, может подумать, что это - жертвенник или подставка для роз. А житель джунглей, который найдет там мои карманные часы, может подумать, что это просто красивая вещь, и будет носить их на шее как украшение.

Наш пример продемонстрировал, что (1) понятия являются инструментами обработки чувственной информации (причем эта обработка заключается в сведении множества чувственных данностей в определенное единство) и (2) большинство понятий имеет опытное происхождение (Кант называет их эмпирическими понятиями). У нас есть опыт обращения с такими предметами, как столы. Практика позволяет нам постепенно усваивать такие понятия, как стол, а когда мы получаем новые опыты (видим в своей жизни тысячи столов, пусть и очень разных: прямоугольных, круглых, треугольных, с четырьмя, тремя или даже одной ножкой), то сразу же включаем наш концептуальный инструмент (понятие стола), чтобы соединить множество чувственных данностей (пусть и очень разных) в единстве определенного предмета. Наконец, наш пример сделал наглядным еще один принципиальный момент. В каждом понятии реализуется рассудочная активность соединения (синтеза). Собственно рассудок по Канту и есть способность объединять, способность синтеза. Рациональное познание является ничем иным, как сведением множества к единству, деятельностью синтезирования. А уже следующий шаг познания -это анализ тех или иных структур (когда мы задаем вопрос: из каких элементов складывается определенный предмет?).

Однако эмпирические понятия сами являются продуктами более фундаментальной деятельности нашего рассудка. Эмпирические понятия являются результатом нашего взаимодействия с предметами опыта. Но сама возможность иметь определенный опыт (то есть иметь дело с определенной совокупностью явлений) имеет вовсе не опытное происхождение. На фундаментальном уровне наш рассудок функционирует как совокупность базовых типов (или правил) чистого, то есть неэмпирического сочетания (или синтеза). Каждый тип чистого синтезирования проходит через чистое понятие рассудка или категорию. Другими словами, базовая структура рассудка представлена главными функциями (то есть действиями) чистого синтеза. Таких функций (чистых понятий рассудка или категорий) Кант насчитал двенадцать.

Прежде чем пояснить роль категорий в нашем познании, позволю себе привести несколько аналогий. Для того чтобы выражать свои мысли и понимать других людей, мы сочетаем все наши слова по определенным правилам. Они составляют грамматику языка. Слов - десятки тысяч, а грамматических правил - ограниченное количество. Пусть каждое слово русского языка (стол, роза, кот) служит нам аналогией Кантовых эмпирических понятий. Ведь и каждое наше слово обобщает неограниченное количество конкретных предметов (слово «кот» обозначает миллионы котов). Но существительное, прилагательное, числительное или глагол - это уже не слова, а части речи. В русском языке этих частей речи всего десять. Существительные отвечают на вопрос «кто?» «что?» Прилагательные - на вопрос «какой?» «чей?» Глаголы отвечают на вопрос «что делать?» «что сделать?» Существительные, прилагательные, числительные и глаголы изменяются по формам. Для того чтобы составить предложение «Черный кот сидит на подоконнике», мы употребляем существительные, прилагательное и глагол в определенных формах склонения и спряжения, имея в виду, например, определенное число («черный», «кот» в единственном числе, «подоконник» в единственном числе и глагол «сидит» - в третьем лице единственного числа), а также употребляем предлог «на» (для пространственной идентификации действия).

Все осмысленные предложения представляют собой определенные структуры соединения по правилам. И вот эти базовые единицы языка и базовые структуры их соединения можно сравнить с категориями Канта. То есть, категории Канта - это базовая структура (грамматика) мышления (в нашем примере - части речи). По Канту эта базовая структура предшествует любому опыту и делает его возможным. Без этой структуры нет самого опыта. Описывая свои двенадцать категорий, Кант хочет описать фундаментальную структуру рационального мышления.

Ну, хорошо, может сказать нам вместе с Кантом образованный читатель, но корректно ли такое сравнение? Ведь по Канту эта фундаментальная структура предшествует любому опыту, она является совокупностью чистых синтезов (априорных– то есть до-опытных, универсальных и необходимых). Но грамматика языка - это что-то совсем противоположное. Каждая грамматика обобщает и структурирует уже имеющуюся реальную практику конкретного языка. Сначала живой язык, а затем грамматика. У Канта же все наоборот: сначала эти фундаментальные структуры, а уж затем опыт.

На это можно ответить так: не все лингвисты разделяют подобный подход. Есть лингвисты, которые ставят во главу угла онтологический приоритет глубинной структуры языка. Глубинная структура не может быть выражена полностью, она находится в нашем сознании и определяет то, что можно назвать языковой компетенцией (способностью изучать и понимать язык, как родной, так и иностранные). Ребенок, который усваивает родной язык, вместе с этим языком как бы овладевает языковым кодом, получает ключ к любым другим языкам мира. Ведь в его родном языке представлена структура всех других языков.