Шрифт:
— Да что ты… — расстегиваю ремень, не отрывая похотливого взгляда от сосредоточенного лица. — И как?
— Она убедила меня, что тебе пора рожать, и мне теперь можно не сдерживаться.
Замираю на этих словах, чувствуя, как в душе рождаются восторг и счастье.
Выдергиваю рубашку из ремня и слышу треск ткани и гортанный смех Германа.
Он гладит мой круглый живот, пока я снимаю с него рубашку, закусывая губу от мощной груди, предстающей перед моим взором, и сдергиваю брюки, облизываясь на удава в боксерах.
— Тихо, тихо родная, — говорит он со смешком и вдруг поднимает меня в воздух, даже не поперхнувшись, и садит на трюмо, широко раздвигая ноги. — Нужно удостовериться, что ты достаточно возбуждена.
Фыркаю. От моего возбуждения скоро потоп всемирный начнется.
В чем, в принципе, Герман и убеждается, когда засовывает пальцы в мягкое розовое лоно и растягивает его для своего удава, вырывая у меня тихий всхлип.
— О, пожалуйста.
— Ты готова, но теперь надо проверить, готов ли я.
Судя по величине того, что рвется из боксеров, у него с готовностью тоже полный порядок, но я, тем не менее, слезаю со столешницы и стягиваю с него трусы, усмехаясь, когда крупная головка выпрыгивает и шлепает меня по лицу.
Обхватываю огромный член двумя ладошками, и начинаю ими двигать, посмотрев наверх, в затянутые похотью глаза.
— Как прошла командировка.
— Главное, что она, наконец, закончилась, и ты прямо сейчас можешь взять в рот.
Я облизываю губы, поддразнивая мужа еще немного, но с ним так нельзя. Он резко хватает меня за голову двумя руками, наклоняется, коротко целует и тут же насаживает ртом на свой могучий член с признанием:
— Люблю тебя, моя Сонечка
***Герман***
Когда член заходит так глубоко в узкое, невыносимо тесное горло, я на вершине блаженства. Она принимает и мой размер, и мой темп. То, что сегодня я могу не сдерживаться и трахать ее со всей дури, только добавляет огня в крови.
Сжимая челюсти, наблюдаю, как через пухлые губки, ритмично хлюпая, скользит член, как полностью скрывается в ее ротике и так же полностью выходит, чтобы она облизала яйца.
И самое главное – ее взгляд. Смесь блядской невинности, от который хочется выть, особенно, когда не видишь его пару дней.
Хочу сегодня оттрахать ее как следует, поэтому резким движением зажимаю ее нос рукой и отчаянно долблюсь в горло, так, что она захлебывается слюной, что густыми каплями стекает по полным, уже налитыми молоком титькам. Скоро я буду смотреть, как она кормит нашу дочь, буду ревновать к ее губам, что она будет смыкать на сосках, чтобы наесться.
Спускаю в рот стрелой сперму, и моя послушная сучка глотает все до последней капли, улыбается и чуть отползает назад, поворачивается и смотрит через плечо, пока я пытаюсь отдышаться.
— Трахни меня… Пожалуйста.
Разве я могу отказать своей любимой? Подхожу близко, глажу влажные полусферы попки и пальчиком провожу по влажной киске, уже такой влажной, что капли буквально сами прыгают на меня, вынуждая склониться и вкусить их. Вылизываю мокрую щелку и охереваю от изменившегося вкуса. Он словно стал слаще. Если это перед родами, то я с упоением буду ждать следующей беременности. Если Соня захочет.
Ввинчиваю язык внутрь, почти обжигаю кончик ее жаром и надрачиваю член, готовясь доставить своей женщине удовольствие.
Поднимаюсь на ноги, ставлю одно колено с одной стороны, стопу с другой и медленно начинаю запускать эту машину страсти и любви. Жму все рычаги, и она работает на полной мощности, все механизмы активированы, член внутри долбится усиленно, издавая положенные чавкающие звуки.
Сейчас у нее внутри стало все шире, мягче, горячее, все готовится к появлению на свет нашего малыша и одно это делает мой член тверже, а чувства острее.
Соня прогибается в спине, так ее штырит от моего хера внутри, и я берусь бережно за круглый живот, на несколько мгновений снижая темп и поглаживая налитые груди. Ласкаю медленно соски, оттягивая, покручивая между пальцев и снова, отпускаю Соню в коленно-локтевую.
— Это стоило долгого ожидания…
— О, Герман, люблю тебя….
И я люблю, люблю, когда член внутри по самые яйца, когда они бьются шлепками о взбухшие половые губы, да еще так смачно и часто, что в голове начинает шуметь, а в глазах темнеть от всепоглощающей, словно наркотической комы. Чтобы не рухнуть на Соню, переворачиваюсь на спину и сажаю жену на свой стоящий колом хер, и начинаю жестко вдалбливаться, но снизу, работая бедрами, как поршень в машине.
Соня не сдерживается — стонет, кричит, помогает мне, подмахивая бедрами, и держит свою потяжелевшую грудь, соски сжимая пальцами, по которым, я замечаю, чуть стекает белесая жидкость. Молоко.