Шрифт:
Юрка приедет в Ленинград через несколько лет, по обстоятельствам весьма печальным.
У него будет брюшко, лысина, подросток-сын и полный карман денег. Мы будем сидеть у костра, печь картошку, и Юрка вспомнит, как жили в погребе, поднимали утром вымпел на мачту -- все вместе, варили из крапивы щи, а булку, намазанную маргарином и посыпанную сахарным песком, называли пирожным. И сын его будет недоверчиво слушать про крапиву и несколько раз зайдет с фонариком в темный погреб. И когда мы пойдем в ресторан, я подмечу за братом привычку: съедать из супа сначала бульон, а затем гущу, как бы превращая ее во второе. Она есть у всех моих братьев и сестер, кроме блокадницы Надьки. Эвакуационнаяпривычка. "Я иначе не наедаюсь, -- рассеянно скажет Юрка.
– - Не знаю, почему так".
Но это будет через несколько лет, а пока мы с азартом наращиваем сруб старого дома и прикидываем, что к лету придется ломать старый.
Руководит строительством профессионал Молодцов. Но без старейшины рода он не принимает ни одного решения.
– - Ну что, лысая голова, -- Саня кладет руку на плечо Феликса, -- из чего будем стяжки делать?
– - И по-хоккейному подталкивает его бедром.
– - Тихо ты, бугай тамбовский, -- улыбается Феликс, но не отходит.
– Уронишь старика...
Феликсу сорок пять, и Молодцова, который на шесть лет его младше, он называет салагой. Но говорит, что наш салага на правильном пути. Бог дал ему ясный инженерный ум и умение работать с людьми. Уже сейчас Молодцов большой человек в своем тресте, и строит он не конвейерные пятиэтажки, будь они неладны, а уникальные промышленные объекты. Феликс считает, что наш зять будет расти и дальше, потому что он толковый мужик и не лизоблюд. А лизоблюды никогда высоко не поднимаются. Так, могут быть временные взлеты, но жизнь ставит всех на свои места. У Молодцова кабинет, секретарша и служебная "Волга". Но Саня молодец -- каждое утро он надевает сапоги, ватник и, не доверяя сводкам, сам идет по объектам.
– - Решать надо, мозговой центр, -- напоминает Молодцов про стяжки.
– Брусок поставим или сороковку?
Феликс задумчиво ходит меж штабелей и заглядывает под листы рубероида.
– - Сороковку жалко, -- хмыкает он.
– - Она нам на пол в бане сгодится...
Удилов беззвучно смеется. Не соскучишься, дескать, с этим Феликсом. Еще дом не готов, а он -- баня... Фантазер.
Молодцов с улыбкой следит за движениями Феликса. На баню он пока никак не реагирует.
– - Я думаю, надо поставить брусок!
– - Феликс вопросительно смотрит на Молодцова.
– - Правильно. Я тоже так думаю. Тимоха, любимый брат моей жены! Где ты там? Тащите с Николой бруски, размечать будем.
– - Он достает рулетку и подмигивает Феликсу: -- Люблю нашего профессора за размах! Эх, попаримся!..
Вечером мы пьем в избушке чай, сушим замерзшую одежду и говорим о нашем строительстве. На улице темно, ветер хлыщет снегом по стенам, а у нас потрескивает закопченная печка, и шипит на плите чайник. И мы замечаем, что уже не так сквозит по полу, как раньше, -- сруб, который мы с Николой сегодня конопатили, защищает домик от ветра.
Феликс закуриваети говорит, что неплохо бы прибрать асбоцементную трубу, которую он заприметил утром на станции. Валяется там без дела, а нам бы пригодилась. Культурная такая труба метра на три. Никто и не заметит, если взять потихонечку. Строители, наверное, забыли.
Феликс ни к кому не обращается, но поглядывает на Удилова, который мерно шевелит челюстями, дожевывая бутерброд. Никола настораживается. Он осторожно сглатывает, вытягивает шею и замирает, прислушиваясь.
– - Пустяковое дело, -- небрежно говорит Молодцов.
– - Тимоха с Николой справятся. Женам звонить пойдут и на обратном пути прихватят. Метра три, говоришь?
– - Да, метра три, -- Феликс делает губы бантиком, чтобы сдержать смех, и встает из-за стола: -- На санках мигом припрут...
Никола медленно слизывает масло с пальца. Он уже втянул голову в плечи и, кажется, даже прижал уши.
Я говорю, что как бывший вожак октябрятской звездочки не могу воровать трубу. И вообще такой поступок не вяжется с моим представлением о прекрасном.
– - Зачем воровать!
– - осуждающе говорит Феликс.
– - Не надо воровать. Соприте потихоньку и порядок.
– - Конечно, -- кашляет в кулак Молодцов и выходит на кухню.
– - Вас с Николой учить не надо. Раз -- и готово!
– - Да не, ребята...-- Никола начинает подниматься из-за стола и кладет руку на поясницу.
– - Я сегодня не пойду звонить, что-то спину прихватило, -он морщится.
– - Вот здесь. Наверное, когда вы пошли в дом покурить, а я остался. Такой ветер был сильный. Ой, черт!
– - Он замирает.
– - Нет, я завтра позвоню...
Когда мне было лет шестнадцать, я повадился ходить на разгрузку вагонов, чтобы сшить вошедшие в моду брюки клеш, и однажды принес оттуда под мышками два большущих арбуза. Феликс, который случайно оказался у нас дома, закатил мне в коридоре такую оплеуху, что я едва не перекувырнулся. "Убью!" -- пообещал Феликс и посмотрел на меня долгим взглядом. В этом взгляде я прочел очень многое.