Женя выдыхает, тоже между прочим не испытывая особенно приятных эмоций от общения, и подходит к нему.

А потом, прокрутив ещё раз в мыслях его последнюю фразу, вдруг решает попробовать способ отделаться от него так, как дети обычно отделываются от школы.

Она падает, прикрывает лоб ладонью и поизносит томно:

— Ах, я совсем больна! Безнадёжно!

— Ну вот, — тянет великан разочарованно и склоняется над ней. — Лечить ещё… Вылечим, — заключает тоном, не оставляющим надежды, и хватает Женю в свои громадные ладони. — Но сначала платье!

И, не давая ей хоть как-то отреагировать, вносит её… В хрустальную пещеру?

Пол там сплошь усыпан золотыми монетами, кольцами, серьгами и прочими украшениями. Всюду расставлены, нет, разбросаны сундуки, кое-где стоят зеркала в полный рост, в оправе из сверкающих разноцветных камней. А в стороне от двери, на стульчике из серебра, сидит маленькая, с метр ростом, хрупкая женщина…

Черты лица её острые, нос с небольшой горбинкой, глаза карие и раскосые сами будто бы из янтаря, крупные локоны ниже пояса, похожи больше на бронзу.

Она напевала какую-то мелодию, пока Боб не ворвался в пещеру и не перебил её. И теперь женщина укоризненным, цепким взглядом буравит Женю, будто она является не невольной гостьей здесь, а причиной всех бед. Даже тех, о которых сама не знает.

Глава 39. Арфа

У Жени даже дух перехватывает при виде всего этого.

— Красиво, — переводит она взгляд с девушки на Боба, — правда цербер твой портит весь вид… И ещё мне кажется, что я ей не нравлюсь.

— Почему не нравишься? Малышке моей всё должно нравиться! Не нравилось бы — не пела!

— Я и не пою… — сузив глаза, роняет женщина мелодичным, звонким, как битое стекло, голосом. И фыркает: — Дурашка.

— Где? — оборачивается великан не понимая.

И она закатывает глаза:

— Трудно не заметить, и как только у тебя получается?

— Что получается? — начинает злиться Боб.

Но женщина молчит, знает — если поймёт, что это она его так назвала, злиться будет сильнее.

— Ой, да ладно вам, — Женя усмехается и подмигивает девушке. — Боб, мне переодеваться, да? А у тебя случайно нет сумки побольше?

— Зачем сумка? — и швыряет в неё вынутым откуда-то платьем. — У меня всё есть. И всё большое!

На этом, почему-то, маленькая женщина ехидно усмехается.

Женя сдерживается, чтобы не рассмеяться.

— Есть? Так принеси, пожалуйста, но такую, чтобы я поднять смогла.

Она оглядывает платье.

— Не мой размерчик.

— А ты как-нибудь расширься! — бросает он, будто оскорблённо, и выходит вон. Видимо, за сумкой.

Женщина кривит губы.

— Он не отстанет, если не наденешь. Боб не поймёт даже если оно слишком велико. Просто поясом потуже затянись, а потом вместо шлеек его подвяжи, чтобы всю эту конструкцию на тебе держал. Невесточка…

Женя садится рядом с ней.

— Я тебе не нравлюсь, да? — она спрашивает это просто, вообще без каких-то эмоций, разве что с капелькой интереса.

Потому что за последние дни уже столько всего пережила, что на такие мелочи реагировать по-настоящему ресурса не находится.

Женщина медленно ведёт плечиком. Раздумывает.

— Не то чтобы… Просто сбежишь или умрёшь, а Боб снова психовать начнёт. А успокаивать его мне придётся. Знаешь, как это утомительно?! — на последнем слове раздаётся звук, очень похожий на лопнувшую струну. И женщина глубоко вздыхает.

— Я вообще-то здесь по делу… — Жене даже хотелось рассказать, по какому, но она решила не рисковать. Вдруг вся нудность напускная, а на самом деле она великана обожает? — А что, много тут девушек было? Почему ты так уверена?

— Немного, но люди бывали. И маги. И все оставляли дурня с носом! А я ему колыбельные пела сутками напролёт. Аж голос садился. А это больно!

— А ты почему не сбежишь тогда? — Женя окидывает её придирчивым взглядом. — Нравится быть в уязвимой позиции?

— Поговори мне тут ещё, малявка! Малявка из другого мира! Надо же, какие дерзкие да умные все стали.

И вдруг на её месте появляется золотая арфа. Аккуратненькая, блестящая, не очень большая арфа… И уже из неё, ещё более мелодичным голосом, раздаётся: