Шрифт:
– Я сам с ней поговорю. И с родителями поговорю. Давай прямо сегодня?
– Нет - она отстранилась снова, и я утонул в темном помутившемся море. И дышать стало нечем. Под толщей воды нет кислорода.
– А дальше как? Ты уедешь учиться, а я? С чем останусь я? Ничего не выйдет, Ян. Никто нам не позволит. Ты и сам понимаешь.
– Я не уеду - обхватил ладонями ее лицо.
– Ты не бойся. Если не бояться, то все получится. Я не отпущу тебя теперь.
Она на миг зажмурилась, и у края глаз показались слезы.
– Нет, не могу. Это просто мечта глупая. И я глупая
Напоследок она сжала мои ладони на своих щеках, потом оторвала их и поцеловала. Совсем коротко. Почти невесомо. Но я чуть не оглох от кричащего шума в моих ушах.
– Ты струсила?
– пошел за ней.
– Да, струсила - призналась честно и развернулась ко мне посреди коридора.
– Ты уходи сейчас. Мне одной побыть нужно. Все это слишком.
– Ты придешь сегодня на вечеринку к Рыльскому?
Она возвела глаза к потолку и сжали кулачки.
– Не знаю, может быть. Инга звала с собой.
– Давай вместе? Подожду тебя, и поедем туда вместе?
– Нет, поезжай с друзьями. Я потом сама приеду.
– Точно?
– Да.
– Напишешь? Вызову тебе такси.
– Нет, Ян. Я сама.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Я успел подобраться ближе и напоследок поцеловать ее, пока Полька не скрылась за дверью.
Но она так и не появилась. Я звонил, но впустую. На сообщения Полька тоже не отвечала. Не нужно было уезжать. Пасти бы ее у этой долбанной гримреки и схватить, не слушая воплей о том, что нужно побыть одной.
И на что я надеялся?
В разгар вечеринки уже успел изрядно налакаться в бессильной злобе, пока не ощутил на своем плече ее хрупкие пальцы.
Глава 25
Школа, выпускной класс
Полина
Я позволила себе слабость – посмотреть на него еще хотя бы пять минут, продлить эту пытку, смешанную с наслаждением. Ненормальное чувство, больное.
Ян спал на животе, сложив руки над головой. Одеяло сползло до поясницы. Лицо повернуто к окну. На улице еще темно, и я немного раздвинула плотные шторы, чтобы впустить лунный свет, чтобы запечатлеть в памяти такие до безумия любимые, но уже ненавистные черты, выжечь их на сетчатке глаз навсегда, потому что изо всех других источников я собиралась стереть любое упоминание об этом парне.
Рука потянулась к пересохшим, полуоткрытым во сне губам, к подрагивающим пушистым ресницам, но зависла в воздухе. Я не хотела, чтобы Ян проснулся, пока я еще оставалась здесь, в его комнате. Пока прощалась с ним.
Этот золотой мальчик распотрошил меня изнутри. Ничего не осталось. И души не осталось. Наверное, я больше никогда и никому не смогу поверить и довериться. Я все знала. Я знала, но все же надеялась, наивная идиотка, что он другой. Я видела его другим.
И теперь прощать не входило в мои планы. Пусть я для него останусь мстительной сукой, но Ян выжег меня изнутри, оставил после себя пустыню, и поэтому я не собиралась отступать.
Невольно дотронулась кончиками пальцев до пшеничной челки, упавшей на прямую, немного вздернутую в конце линии роста бровь. Хотелось убрать ее, но я тут же одернула руку. Нельзя касаться. Больше никогда нельзя его касаться.
А ведь это вечер я хотела запомнить совсем другим.
***
Сухов:
– Я хочу к ней сегодня подкатить. Ян ты не против?
Марек:
– Мне пофиг.
Кобра:
– Я бы тоже замутил с ней.
Марек:
– Вам все равно ничего не обломится, потому что этот спектакль для меня. Если захочу, дать не откажется.
Сухов:
– Спорим, до Нового года не справишься?
Марек:
– Уломаю.
Кобра:
– Она тебя последнее время не замечает даже.
Марек:
– Сама, типа, призналась, что любит. И я буду ее трахать, антэстэнд ми?
– Это они на вечеринке у Сомова базарили - забрал из моих вмиг окоченевших пальцев свой телефон Марк Левитин.
После концерта и нашего разговора с Яном я решила заехать домой, чтобы переодеться, и все же поехать на вечеринку к Рыльскому.
Было очень волнительно, и в то же время меня распирало от счастья от одной лишь мысли, что он подойдет ко мне при всех, поцелует и скажет, что я теперь его, а он мой.