До реформы «Красный Октябрь» по плану должен был ежегодно реализовывать 60 тысяч тонн сладостей на 176 миллионов рублей. От государства фабрика получала 4 миллиона рублей в год на зарплаты и минимальные (не больше 1 % от годовой зарплаты) премии. Когда требовалось оперативно купить что-то для работы, хотя бы канцелярские скрепки, швабру или гаечный ключ, товарный чек не мог превышать сумму в пять рублей. И вот пришла самостоятельность. Вместо 5 рублей разрешили тратить 100, а главное — 10 % прибыли оставлять на предприятии. Из сверхплановой прибыли можно было оставить 25 %, но министерство всегда спускало напряженный план, чтобы исключить значительное его перевыполнение.

Один из первых результатов реформы: в 1966 году у фабрики «Красный Октябрь» появилась новая марка шоколада — знаменитая «Аленка». Еще через год поступил в продажу шоколад «Седьмое небо». Потом — «Вдохновение». Шоколад сделался доступнее, перестал быть диковинкой.

Возможные ловушки на пути реформы были видны заранее. В том же докладе на пленуме Косыгин говорил, что обществу не безразлично, за счет чего, каким путем и при каких условиях увеличивается прибыль: «Всякие попытки получать прибыль за счет обхода государственных цен или повышения их, нарушения установленного ассортимента и стандартов являются антигосударственной практикой».

О том, что такие попытки предпринимались, премьер знал. И не только по докладам. Рассказывают, что Алексей Николаевич имел привычку иной раз остановить машину, зайти в магазин и посмотреть, что там на прилавках и почем. Так, однажды он заглянул и в столичный «Дом фарфора» на Ленинском проспекте. Цены его удивили. «Директор магазина уверял его, что все в порядке, но отец усомнился, — вспоминала Людмила Алексеевна Гвишиани-Косыгина, — и, приехав на работу, позвонил в Комитет народного контроля. После проверки выяснилось, что цены действительно были незаконно завышены».

«Незаконно завышенные цены» — это внерыночное понятие с головой выдавало половинчатость реформы. Добавляло в нее «социализма» и всесильное Политбюро, по настоянию которого начали возвращать отмененные было плановые показатели, забирать в бюджет «свободные остатки прибыли». Байбаков и мобилизованные им специалисты Госплана выступали против того, чтобы выполнение плана засчитывалось лишь после удовлетворения всех заказов потребителей.

Многие рифы, на которые натолкнется экономика в ее чуть более свободном плавании, обсуждались еще на стадии дискуссий. «Предстоящая реформа выдвигала и ряд серьезных проблем, — рассказывал первый секретарь Московского горкома партии Николай Егорычев. — Предварительный анализ показывал, например, что новые методы планирования и экономического стимулирования приведут к быстрому росту производительности труда, а следовательно, и к увеличению фонда заработной платы в стране, что на первый взгляд — явление положительное. Однако расчеты приводили к тому, что рост этот будет идти опережающими темпами в промышленности средств производства (группа “А”), где имелись значительные неиспользованные резервы и темпы развития которой постоянно были выше, чем предприятий легкой и пищевой промышленности (группа “Б”). А ведь именно предприятия группы “Б”, а также сельское хозяйство должны были обеспечить товарное покрытие прироста денежной массы у населения. Даже в Москве резервов роста производства было мало. Большинство предприятий этих отраслей устарело, работа на них шла в три смены, условия труда были тяжелые. Возникла идея провести реформу в два этапа — сначала в отраслях промышленности группы “Б”, что позволило бы создать необходимые условия для увеличения товарной массы, и только после этого приступить к реформе на остальных предприятиях. О предложении москвичей я говорил на пленуме ЦК. В перерыве А. Н. Косыгин встретил меня в фойе Свердловского зала и, одобрительно отозвавшись о моем выступлении, сказал, что я напрасно поднял вопрос о трудностях товарного покрытия прироста фонда зарплаты. Мне стало ясно, что эта проблема обсуждалась руководством Центрального Комитета и ее решено было на пленум не выносить. Зная, как тщательно Совмин готовился к реформе и как хорошо сам Косыгин владел всеми тонкостями финансов, торговли и производства, я спросил его, а разве он не ставил этот вопрос на Президиуме ЦК? Он промолчал, давая тем самым понять, что так оно и было».

Дело в том, что потратить заработанное на реконструкцию или строительство ни одно предприятие не имело права, это не входило в условия реформы. Прибыль можно было пустить только на увеличение зарплаты, на которую в магазинах нечего было купить. А что есть возрастание денежной массы в отсутствие товарного покрытия? Это возгонка инфляции. Иначе говоря, у населения появились «лишние» деньги. Одним из способов «изъять» их стала реконструкция Московского автозавода им. Ленинского комсомола и увеличение выпуска «Москвичей». Решение о реконструкции принималось в сражении на Президиуме ЦК. Секретарь ЦК КПСС Фрол Козлов (а он был тогда вторым человеком в партийной иерархии) заявил, что «если бы у нас был тонкий стальной лист, то мы стали бы выпускать больше комбайнов, а вот москвичи предлагают заниматься несерьезными делами». Косыгин и Микоян решительно возразили Козлову: народу надо давать не только водку, но и легковые автомобили, холодильники, радиоаппаратуру и другую сложную технику; потребности людей быстро растут, и в их удовлетворении наша страна все более отстает от Запада. В конце концов было принято решение в пользу «Москвича».

Тогда же, во второй половине 1960-х, в СССР появились и «Жигули». «Алексей Николаевич [Косыгин. — В. В.] возвратился из Италии, — вспоминал Владимир Новиков, тогда зампред Совмина, курировавший строительство ВАЗа, — доложил на Политбюро о переговорах и через день, вызвав меня, спросил, как я смотрю на то, чтобы с помощью итальянцев построить завод легковых автомобилей. Я ответил, что идея очень хороша. Мы и в этой отрасли беспросветно отстали от других стран. Ведь линия Хрущева была на общественный транспорт, и поэтому производство легковых машин практически не развивалось. Не было разработанной подходящей модели, специального оборудования для этих целей, и много лет ничего не строилось. На Горьковском автозаводе выпуск составлял менее 100 тысяч машин в год, добивали устаревшее оборудование на объединении “Москвич” с его мизерным объемом производства, немного производили в Запорожье, около 20 машин делали для крупного начальства на заводе имени Лихачева в Москве — вот и все наши “успехи”. В итоге производили ежегодно около 300 тысяч легковых автомашин, в то время как США перешагнули за шесть миллионов. Япония делала более трех миллионов машин в год, а мы топтались на месте».

Волжский автозавод в Тольятти был построен за пять лет, и его тоже можно считать одним из достижений реформы.

Госплан во главе с Байбаковым выступал «заказчиком» всевозможных товаров такого рода — от шоколада «Аленка» до автомобиля «Жигули». То есть товаров потребительских. Именно Госплану было поручено осуществить в восьмой пятилетке масштабный рост всего, что направлено на удовлетворение повседневных запросов людей. Особый упор делался на сферу услуг. Она находилась в убогом состоянии. В 1965 году в СССР на одного человека приходился ремонт трети пары обуви, одна пятая часть предмета одежды подвергалась химической чистке, стирались 2 килограмма белья горожанина, тогда как, скажем, в ГДР, тоже социалистической стране, на душу населения ремонтировалось 2,5 пары обуви, стирались 6,8 килограмма белья и сдавались в химчистку 1,3 предмета одежды. Для создания всесоюзной сети прачечных Госплан обязал Министерство гражданской авиации произвести на авиазаводах 700 единиц специального оборудования и проконтролировать ход его монтажа.

Внимание к социальным и бытовым нуждам людей — это было беспрецедентно для страны, прежде полвека жившей под лозунгом «раньше думай о родине, а потом о себе». Но и во всем остальном результаты преобразований производили отрадное впечатление. Если за предыдущее пятилетие (1961–1965) в среднем за год объемы производства росли в СССР на 4,9 %, то в 1966–1970 годах — на 5,6. Среднегодовой прирост национального дохода составлял соответственно 5,7 и 7,1 %. Производительность труда за первое из упомянутых пятилетий возросла на 29, а за второе — на 37 %. Фондоотдача в 1961–1965 годах снизилась на 13 %, а в 1966-1970-х — выросла на 3. Реальные доходы населения в первые пять лет косыгинской реформы увеличились почти на треть.