– Конечно, ты имеешь полное право быть таким, если тебе угодно, – проворчала я.

– Но я не хочу! – взорвался он. – Мне всегда казалось, что единственный способ привлечь твое внимание – это вести себя так же, как Эган. Не понимаю, какого хрена ты задаешь мне все эти вопросы, если считаешь, что я тебя недостоин?

Испытывали ли вы когда-нибудь такое: вокруг что-то происходит, вы что-то видите и слышите, что-то пытаетесь сделать, а вокруг все рушится, как при нападении террориста, после которого остается лишь клочок земли, где ты стоишь, застыв от ужаса, пока мир вокруг погружается в черноту?

Вот что-то подобное я и ощутила, услышав его последние слова. У меня перехватило дыхание. Все, что накопилось у меня в душе с тех пор, как я приехала в Тагус, теперь переполняло желудок, грозя вырваться наружу. Мне вдруг захотелось выпустить это, объяснить ему, почему я так себя вела, рассказать, почему остаюсь с Эганом, а потом убежать в слезах. Хотелось снова стать маленькой девочкой, плакать, кричать, топать ногами, лишь бы больше не лгать.

Но сказать правду было еще хуже, чем не сказать.

Между мной и Адриком что-то определенно завязалось, но в любом случае скоро это безнадежно рухнет, похоронив под обломками нас обоих. Если я расскажу ему все, ничего хорошего не выйдет, и никаким чудом этого уже не исправить. И тем не менее…

– Я никогда не говорила, что ты недостоин меня, Адрик, потому что на самом деле считаю, что ты – лучший из них.

И в этом я была искренна.

Прозвучало напыщенно и неуклюже, но от этого не перестало быть правдой. Адрик с минуту смотрел на меня, поджав губы и стиснув челюсти. Затем отвел глаза, словно ему неприятно было видеть меня.

– Видимо, ты мало получила, если продолжаешь возиться в дерьме, в которое он тебя втянул, – заметил он угрюмым ледяным тоном.

Я промолчала, не зная, что на это ответить. Адрик посмотрел на груду одежды, валявшейся на полу, затем резко выдохнул, словно раздумывая, убрать ли ее на место или сгрести комом и швырнуть мне в лицо. Мое сердце тяжело билось от всех оскорблений, что я выкрикнула ему в лицо, и любезностей, которые услышала в ответ.

А ведь я даже не знала, что он так думает. Не знала, что он уверен, будто я считаю Эгана лучше него. С другой стороны, с какой стати он должен был думать иначе после того, как я его отвергла? Я бы на его месте тоже чувствовала себя оскорбленной. Я была неправа. Вела себя как идиотка.

Но, позвольте, разве только мужчины имеют право сначала гадить, а потом просить прощения? Да, я совершила смертный грех, а теперь – распинайте меня!

Я была ошарашена, но все же набралась смелости, чтобы прояснить ситуацию.

– Я отвергла тебя не потому, что хотела… – начала я.

– Тогда почему? Можешь сказать? – выпалил он, все еще враждебно-насмешливо.

С напряженным вниманием он ждал ответа. Мне не нужно было долго раздумывать, я прекрасно знала ответ, вот только озвучить его не могла.

– Нет.

– Ну и зря, – зло сказал он. – Я был готов с тобой поговорить, но ты не хочешь. Если бы ты меня выслушала, ничего бы не случилось. И ты еще удивляешься, что после второго раза мне совсем не хочется пытаться в третий? А теперь, – добавил он, – если ты закончила на меня кричать, будь любезна, выйди из моей комнаты и оставь меня в покое.

Мой мозг услышал этот приказ, но не обратил на него внимания. Я осталась стоять, глядя, как он наклоняется, чтобы поднять книгу. Каждый мускул его тела в эту минуту выражал безмерную ярость. Он был потрясающе хорош даже в ярости. Мне вдруг пришла в голову робкая мысль подойти к нему, поцеловать и попросить прощения, но его враждебная поза и ярость в глазах давали понять, что приближаться не стоит.

В эту минуту нас разделяло не менее километра. Увы, мой Адрик оказался совсем не моим. Этот злобный, ненавидящий, саркастичный и мрачный Адрик каким-то чудом растопил тот черный камень, в который превратилось мое сердце. Я хотела его – хотела так, как человек хочет съесть кусок пиццы, пусть от нее и толстеют; как хочет читать текст на компьютере, хоть от этого и слепнут; как хочет пить пиво, после которого три дня мается похмельем; как девушка хочет просматривать аккаунт бросившего ее парня, пусть ей и причиняют страдания фотографии с новой пассией.

Но он ничего этого не знал, а я не могла ему сказать. Он вновь закрылся в ледяном панцире безразличия, который мне уже никогда не разбить.

Вот я и уничтожила его – и при этом уничтожила себя.

Как драматично! Но, увы, такова жизнь.

Прежде чем уйти, я захотела еще что-то добавить.

– Конечно, ты прав во всем, – согласилась я.

Он поднялся, взял со стула книгу и посмотрел на меня без особого интереса, сурово и удрученно, словно хотел сказать:

«Ну что за чушь ты несешь? Когда же ты наконец уберешься?»