Альмод Ларссон, умирающий создатель нового мира, поправил пиджак, кивнул и посмотрел на Грейс.

– Включаю.

– Меня зовут Альмод Ларсон. Я основатель и генеральный директор компании Терра-систем. И я официально заявляю: Марс опасен для жизни!..

2019

Я сплю восемнадцать часов в сутки.

Просыпаюсь лишь ради небольшого перекуса и пары сигарет. Контрастный душ помогает сбросить остатки сонливости; тогда я шатаюсь по опустевшей квартире безмолвным призраком. Мне нельзя подолгу задерживаться в фазе глубокого сна, и ни один из восемнадцати часов не приносит отдыха: все предметы в доме кажутся упругими на ощупь и норовят постоянно ускользнуть из фокуса.

Не знаю, сколько времени прошло. Не помню. Дня и ночи больше не существует. Реальность теперь лишь размытая, неизмеримая грань вечной усталости.

Едва взбодрившись, я принимаю специальные препараты и ложусь в измятую, чуть влажную постель. Таблетки помогают задержаться подольше в фазе быстрого сна, когда спит лишь тело, но разум продолжает свою работу, продолжает тратить мои силы.

Глупо звучит, но засыпая нельзя спать.

Я отключаюсь на несколько часов, чтобы начать все сначала.

Потому что здесь невыносимо. Без неё.

***

Я понял, чего не хватает. Залитое антрацитом небо есть. Блеск молний и раскаты грома в наличии. Ветер!

Наполненный озоном воздух касается кожи, и я улыбаюсь. От порыва ветра блондинка за соседним столиком роняет книгу.

Теперь все как надо. Промокнуть не хочется, поэтому дождя не будет. Но момент перед самой грозой, предчувствие буйства стихии наполняет меня мощью, настраивает на нужный лад.

– Шато-Мутон Ротшильд тысяча девятьсот восемьдесят второго, – решаюсь я на эксперимент и киваю официанту. Парень улыбается и уходит.

Его лицо, продолговатое и слегка уставшее, кажется знакомым. Возможно, курьер, привезший мне пиццу прошлой субботой. Или случайный попутчик в вагоне метро. Не важно, где и как, но мы встречались – такие правила.

Терраса уютного городского кафе расположилась прямо среди колонн римского Пантеона. Отсюда отлично видно залитую светом прожекторов Эйфелеву башню. По узкому каналу неподалеку проплывает пустая гондола. Над выщербленной брусчаткой разливается музыка уличных артистов, но самих музыкантов нигде не видно.

Мимо проходит шумная компания: бывшие одноклассники, парочка коллег с прошлой работы. Они громко что-то обсуждают, смеются, но если вслушаться в их разговор, получится набор никак не связанных слов.

– Все нормально, командир? – Пашка, самый круглолицый и коренастый из всех, поднимает руку и окликает меня школьным прозвищем.

Я показываю поднятый вверх большой палец, едва сдерживая внутреннюю дрожь. Обычно я стараюсь такого не допускать. Предпочитаю мыслить и творить в одиночестве, бродя по опустевшим улицам. Но иногда прошлое не желает подчиниться, оказывается сильнее. И тогда появляются они.

Пашка смеется и догоняет остальных. Таким я его запомнил: смеющимся и компанейским. Вытираю салфеткой вспотевшие ладони и смотрю вслед другу, два года назад в последний раз уснувшему за рулем.

На миг меня отвлекает блондинка, – она опять уронила книгу.

Незнакомка с желтым зонтиком-тростью появляется перед моим столиком словно из ниоткуда, впрочем, я бы не удивился, окажись это именно так.

– Можно присесть? – улыбается она одними губами.

Я окидываю взглядом пустые столики вокруг и киваю.

– Пожалуйста.

– Спасибо.

Похоже, сегодня мне не удастся вернуть себе полный контроль, и сознание продолжит подкидывать собственные сценарии. Но сейчас меня это мало заботит, я вглядываюсь в сидящую напротив девушку, безуспешно напрягая память.

Глаза – два блюдца с крепким чаем, черты лица совершенно не примечательные, но что-то цепляет взгляд. Пропорции губ, а может излишне вздернутый острый носик? Такие девушки хороши и с незатейливым хвостиком, завязанным на скорую руку, и без капли макияжа.

«Хорошенькая, да».

– Вы извините, обычно я не подсаживаюсь к незнакомцам, – робко начинает она, от волнения крепче сжимая ручку зонта. – Меня, кстати, Светой зовут.

– Артем.

Черт, где же я ее видел? Всегда помню, что или кого однажды захотел сфотографировать, такое вот у меня профессиональное шило в заднице. А это лицо так и просится в объектив.

– Не хотите вина? – Смотрю на пыльную бутылку в руках официанта. Так себе и представлял вино сорокалетней выдержки.