— Нет. Он — часть меня, которой не должно быть.

— И все же вы части единого целого, хотя это не отменяет вашей борьбы. А что будет, когда один из вас победит?

— Это не имеет значения. Где он?

— Я уже сказал, что не знаю. И не надо меня пугать: я прекрасно осведомлен о твоих возможностях. Но ты не узнаешь ничего сверх того, что я и так собирался тебе рассказать, поэтому просто выслушай меня.

Собеседник опустил пистолет, немного повозился за пазухой и бросил сигийцу что-то. Тот ловко поймал и сразу же на ощупь определил, что держит в руке свою джамбию.

— Постарайся больше не терять и не отдавать ее никому, — посоветовал собеседник. — В следующий раз вряд ли найдется тот, кто захочет тебе ее вернуть.

А сказать я тебе должен следующее: Машиах искренне благодарит тебя за то, что ты прекрасно сыграл свою роль в его игре. Благодарит за то, что ты избавил его от людей, сыгравших свои роли и возомнивших, что им хватит сил и умений вести собственную игру. Теперь ваши пути расходятся. На какое-то время, конечно, но он просил заверить тебя, что однажды вы неизбежно встретитесь лично. Однако когда именно — этого не знает даже он.

Ах да, еще Машиах надеется, что ты остался доволен его подарком, который ты получил от Томаса Швенкена. Возможно, тебя интересует, почему я заплатил за тебя ван дер Вризу? Уверяю, Машиах об этом даже не знал, это моя инициатива. Видишь ли, мне не понравился сам факт того, что кто-то хочет убить моего учителя. Но когда он об этом узнал, не стал наказывать меня за своеволие. Сказал лишь, что так даже интереснее, что любой эксперимент это опыт. Полагаю, он счел этот опыт удачным.

Собственно, больше мне сказать нечего. Можешь идти.

— Нет, — возразил сигиец, перехватив джамбию лезвием книзу.

— А ты упрям, — тихо рассмеялся собеседник. — Но даже если не веришь мне, хотя у тебя нет ни одной причины не верить мне, можешь убедиться во всем сам. Я не стану сопротивляться. Но на твоем месте, я бы не тратил на меня свое драгоценное время, а поспешил на улицу Искусств в квартиру недавно убитого тобой Карла Адлера. Хочешь знать, почему тебе стоит туда поторопиться? Я отвечу. Ты завел себе ручную зверушку из каких-то собственных извращенных побуждений. Возможно, так ты кажешься себе человечнее, но кто из нас не без греха и хоть раз в жизни не заблуждался? Так вот, твой питомец попал в неприятную ситуацию. Из-за тебя, к слову. Если ты не поторопишься, он может погибнуть. Понимаю, угрызениями совести ты терзаться вряд ли станешь, но тем не менее… А чтобы ты не стоял перед сложным выбором…

Собеседник внезапно поднес дуло пистолета к подбородку и нажал на спусковой крючок.

Эхо прогремевшего выстрела вспугнуло стаю голубей. Внизу, на улице кто-то закричал.

Сигиец посмотрел на упавшее замертво тело, бледнеющее, растворяющееся в серебристой мгле.

Затем моргнул, прищурился от яркого солнечного света и равнодушно взглянул на лежащего на крыше собеседника. Тот действительно выглядел как академик или, по крайней мере, как школьный учитель. Совершенно безобидной и ничем не примечательной внешности человека, который с упоением ведет свой предмет, не обращая внимания на то, что ученики его даже не слушают. Возможно, он и вправду когда-то им был, пока не встретился с Машиахом, заразившим его идеей.

Сигиец дернул щекой со шрамом. Убрал джамбию в ножны за спиной. Протянул руку к пистолету, который тоже оказался его собственным. Поставив на предохранительный взвод, сунул оружие в кобуру на груди, а затем подошел к бордюру со стороны задних дворов и глянул вниз.

Внизу никого не было. Даже охранник на крыльце черного входа куда-то делся.

Сигиец поднялся на бордюр и без раздумий шагнул вниз.

Девка, подвернув красную юбку, остервенело терла шваброй полы, пытаясь смыть засохшую кровь. Трупы уже вынесли, но жуткая вонь все еще держалась и продержится невесть сколько, если вообще когда-нибудь выветрится. Это невероятно злило девку. В принципе, ее злило и выводило из себя вообще все, но это — в особенности. Она ненавидела свою работу, но боялась ее потерять. Остаться женщине без работы в Анрии означает или голод, или проституция. В проститутки девке идти не хотелось: даже более привлекательным девушкам редко когда везет оказаться в элитном борделе для толстосумов, большинство ждут грязные улицы, сутенеры, бьющие за малейшую провинность, и вечно пьяные, вонючие клиенты, для которых тушить о грудь окурки — обычное дело. Или того хуже: рабство в клубе удовольствий на Ангельской Тропе, откуда только один выход вперед ногами. Девка уже едва не переступила эту грань, спаслась лишь чудом, но в чудеса она больше не верила.

Она отжала в ведро половую тряпку, кривя от омерзения лицо. Разогнулась, массируя натруженную поясницу, и, постояв немного, решила, что пора сменить воду. Хозяин «Слона», все еще разбирающийся где-то с бандитами — и в форме, и теми, кто не скрывается, а честно вымогает деньги, — строго наказал отдраить полы к его возвращению. Не то чтобы девка была честной труженицей, но ей не хотелось в очередной раз выслушивать нотации, устала уже.

Поэтому она подняла тяжелое ведро и побрела на кухню, откуда на грязный переулочек вел запасной выход, с которого обычно в «Морской слон» завозили еду и выпивку из ближайших лавок или от контрабандистов. Хозяин злился, когда девка выплескивала в переулок помои, но ей совершенно не хотелось долго таскаться с тяжеленным ведром. Еще ведь к колодцу идти и обратно, а руки не казенные.

Подойдя к двери, девка толкнула ее плечом, взялась за край и дно ведра руками, размахнулась и уже приготовилась окатить землю переулка грязно-красной, пенящейся жижей прямо с порога, как вдруг вздрогнула от ужаса, взвизгнула и с грохотом уронила ведро на пол.

У двери стоял он. Тот мясник, который совсем недавно убил четырех человек, не сказав ни слова и не моргнув глазом.

Девка подпрыгнула, как шальная, поскользнулась на растекающейся по кухне луже и шлепнулась на тощий зад. Взвизгнула еще раз, когда мясник молча переступил порог, и, суча руками и ногами, отползла к плите, вжалась в давно остывший чугун спиной.