Чародей закрыл за собой дверь, скинул с плеч сюртук и повесил его на вешалку в прихожей, а после, ориентируясь в темноте вторым зрением, прошел в комнату.

И замер, услышав равнодушный голос, донесшийся из пустоты:

— Салапарако мак’вс шент’ан, Артур ван Гееро.

Комната была затянута густым серебристым туманом, в котором смутно угадывались очертания меблировки. Охранные сигили, печати и руны мерцали в тумане мертвой, бездушной обстановки и переливались всеми цветами радуги на стенах и потолке номера «Империи». На сигийца они не реагировали.

Он сидел в глубоком кресле возле стола. Артур ван Геер застыл посреди комнаты — тусклое пятно со смутно угадывающимися, тонущими и теряющимися в густой пелене очертаниями человеческой фигуры. Контуры ауры переливались радужным свечением, но крайне скупо и блекло, словно сила арта почти иссякла в старом колдуне, но от ван Геера веяло колдовством, сигиец чувствовал это. К тому же он хорошо помнил сули ван Геера все семь лет и не спутал бы ни с кем, даже вылепи тот себе новое лицо, как это сделал Дитер Ашграу.

Аура чародея аура пульсировала волнением и тревогой, грозящей всколыхнуться волнами страха.

Он растерянно, слепо оглянулся по сторонам, пытаясь понять, откуда прозвучал глухой голос. Однако ван Геер быстро осознал бесполезность второго зрения, осмотрелся в комнате глазами обычного человека и, сосредоточенно вглядевшись во мрак, все же заметил в слабом отсвете уличного фонаря сидящего в кресле сигийца.

Это быстро успокоило чародея. Он расслабился. Аура прекратила пульсировать и колыхаться.

— Все-таки это ты, — проговорил он несколько глухо из-за наложенных на комнату печатей, — а я до последнего надеялся, что ошибся. И что Адлер хоть раз в жизни довел хоть что-нибудь до конца и сделал хоть что-нибудь как надо, — добавил ван Геер насмешливо.

Сигиец не пошевелился в кресле и не ответил. Лишь внимательно следил за чародеем, который продолжал сохранять спокойствие, несмотря окружающую его темноту.

— Семь лет, — немного помолчав, продолжил ван Геер, — мы считали, что перебили всех тебе подобных и оказали миру неоценимую услугу. Избавили его от ошибок и природных аномалий, восстановили баланс. И вот ты здесь, — чародей усмехнулся, слегка повеселев. — Неужели мы были не правы, и природе все-таки нужны ошибки и аномалии?

Природная аномалия вновь никак не отреагировала.

— Что ж, — вздохнул ван Геер, — ты все еще не бросился на меня, сидишь и слушаешь старческое брюзжание, значит, тебе от меня что-то нужно. Полагаю, ты хочешь поговорить. По крайней мере, для начала. Если это так, возможно, ты позволишь? — чародей осторожно шагнул навстречу, указывая руками на стол. — Понимаешь ли, я, как и ты, привык видеть собеседника, но в силу обстоятельств в данный момент лишен такой возможности.

Собеседник внимательно всмотрелся в пятно ауры чародея.

— Да, — сказал он.

Ван Геер на ощупь подошел к столу под немигающим взглядом сигийца. Коснулся смутно угадывающегося в густом тумане светильника, немного повозился в потемках в поисках спичечного коробка, чиркнул спичкой. В носу засвербело от запаха серы и подожженного масла.

Ван Геер с тихим звоном накрыл светильник стеклянной колбой, наладил яркость горящего фитиля. Озаривший комнату желтоватый свет выхватил из темноты неподвижное, заросшее бородой лицо со шрамом и отразился парой огоньков в зеркальной поверхности неотрывно следящих за чародеем серебряных бельм.

Для сигийца комната по-прежнему осталась затянутой густым туманом, в пелене которого колыхнулась от волнения аура ван Геера.

— Итак, — чародей повернулся к собеседнику, заложив руки за спину, — с чем, еще раз, ты пожаловал? Пожалуйста, без Эна. Это мертвый язык, а мы пока что еще живы.

— Машиах. Где он? — спросил сигиец, неотрывно глядя на чародея.

Ван Геер потянул носом пахнущим маслом воздух, расправив плечи.

— А для чего ты его ищешь? Чтобы убить? — уточнил он.

— Да, — сказал сигиец.

— Хм, — задумчиво хмыкнул ван Геер. Его аура колыхнулась во мгле, слабо переливаясь радужным свечением. — Ты же понимаешь, что он — великий учитель, которого я должен прикрыть своей грудью, умереть, но ни за что его не выдать? — спросил чародей с легкой насмешкой в голосе.

— Да.

— Почему тогда ты спрашиваешь меня, если понимаешь, что я не должен отвечать? Только из страха перед тобой?

— Нет.

— Тогда почему? Ты все равно меня убьешь, как убил Зюдвинда, Ашграу и даже Финстера, хотя последний не имел никакого отношения к нашим… конфликтам.