Шрифт:
— Ты… ты ебнутый! — простонал Виго, отхаркивая слюну. — Ты конченый!
Сигиец промолчал. Поднес к натянутому канату лезвие джамбии и громко провел по веревке вперед и назад. Канат завибрировал от раскачивающегося, сотрясающегося в конвульсиях Виго ван дер Вриза, под весом которого заскрипели гвозди в петлях оконной створки, предупреждающе затрещало дерево.
— Ладно! Ладно! — выдавил из перехваченной ужасом глотки Виго. — Хорош!
Сигиец убрал кинжал от каната.
— Меч. Кто тебе его дал?
— А хули мне толку тебе говорить? — всхлипнул ван дер Вриз.
— Скажешь — отпущу.
— Думаешь, у меня совсем мозгов нет? — огрызнулся Виго.
— Думаю, у тебя совсем выбора нет.
Виго отчаянно пытался соображать. Вися вниз башкой из окна собственного дома, получалось крайне тяжело. Однако пустая надежда все же лучше полного ее отсутствия. В конце концов, этот выродок явно невменяемый психопат, и что творится у него в башке, здоровому не понять.
— Отвечаешь? — с надеждой спросил Виго.
— Отвечаю.
— Хмырь какой-то, — рьяно заговорил ван дер Вриз, так рьяно, будто ему не терпелось выговориться уже очень давно. — Возле Штерка вился. Пришел пару недель назад, притащил с собой херню эту колдунскую, сказал снести в ломбард. Ну и замочить того, кто захочет ее купить. Дал за это тыщу крон.
— Все сразу? — спросил сигиец.
— Ага, — заверил Виго. — Как будто и не боялся, что я его кину. Я сперва думал, а потом… мне-то че? Фраера какого-то завалить, который кому-то мешает? Да херня, а не работа!
— Больше его не видел?
— Нет, — энергично помотал головой Виго. — Но он вроде как со Штерком на короткой ноге. Любовь у них там или еще чего, хуй их знает.
— Как он выглядел?
— Как хмырь! Прилизанный, в очках, вежливый, как педик, умными словами сыпал, как академик, блядь, или профессор какой…
— Как его звали?
— Да хер его знает! Думаешь, я спрашивал? Ему тебя замочить надо было, а не под венец меня вести!
— Требовал доказательства выполненной работы?
— Просто Штерку весть послать, что фраеру пиздец.
Сигиец молча разогнулся, оттолкнулся от подоконника: узнать у ван дер Вриза что-то еще вряд ли было возможным.
— Не стоило браться за эту работу, — сказал он, немного помолчав.
— Да, сука, я уж понял! — сипло каркнул Виго. От долгого висения вверх тормашками разболелась голова, распирающее череп изнутри давление бухало в висках набатом прилившей крови.
Сигиец отошел от окна. Увидев, что его силуэт исчез, Виго задергался, чувствуя, как по горлу спускается отчаянный ком почти детской обиды.
— Эй, ты куда?! — позвал ван дер Вриз, раскачиваясь на веревке кулем. — Отпусти меня! Мы ж договорились! Ты проотвечался!
Сигиец вернулся к окну. Посмотрел на Виго. Затем на канат. Взялся за него левой рукой.
И молча перерубил веревку одним ударом.
— СУ… СУКА!.. — пронесся короткий вопль над Мачтовой улицей и оборвался глухим шлепком о землю.
Сигиец перегнулся через подоконник, взглянул вниз, где с плотным туманом быстро сливалось меркнущее пятно Виго ван дер Вриза. Убрал джамбию в ножны. Поправил меч на поясе и заткнутый за ремень пистолет Нильса. Запахнул плащ. Молча развернулся и бесшумно вышел из комнаты, переступив через тело Ари, прибежавшего с топором, когда началась потасовка, и оставшегося лежать рядом с четырьмя трупами из банды Вешателя.
— Узнал, что хотел?
— Да.
— А… а что с Виго?
— Отпустил.
— В каком смысле?
— В прямом.
Глава 20
«Морская лилия» была одним из лучших борделей Анрии. И, соответственно, одним из самых дорогих, где с девочками мадам Анжелики — в миру Марты Сормесон, вдовы йордхафского копмана, разорившегося и умершего вскоре после распада Торговой Унии Северного Моря, — хорошо проводили досуг городские чиновники, банкиры, крупные коммерсанты и предприниматели, избалованные дворянские отпрыски и представители духовенства. Последние в «Морской лилии» пользовались особыми привилегиями, поскольку заведение располагалось на улице Святого Арриана, а мадам Анжелика считала себя женщиной набожной, неукоснительно следующей всем ваарианнским заповедям, в особенности той, что наказывала единиться в любви с ближним своим.
А еще, по слухам, в «Морской лилии» нередко видели участкового надзирателя Губерта Штренга, но об этом предпочитали помалкивать. Если в Анрии и были районы, не прибранные к рукам Большой Шестеркой, то там держали власть полицейские, и единогласного мнения, где все-таки хуже, среди анрийцев до сих пор не было.
Впрочем, мадам Анжелика пожаловаться ни на что не могла, поскольку считала Губерта Штренга своим милым другом. При выборе покровителей и защитников она отдала предпочтение полиции. И вовсе не потому, что верила в закон, а потому, что полицейский участок находился буквально в нескольких шагах от «Лилии».