— Да ведь видно всем, как тяжело ему! Дадим ему успокоиться!..

— Чужие дела других не касаются, — только и заявили братья-«чибисы», сохраняя полную невозмутимость.

«Чурки равнодушные!» — определил их про себя Гриша. Чибисовское замечание еще сильнее разожгло его стремление узнать, что же произошло с Петей: дело друга для него было не чужим, а душевно своим делом.

«Надо попытаться хоть что-то у Марьи Григорьевны разузнать!» — упорно думал Гриша. — Однако на квартиру сейчас к ним не придешь (то же предчувствие говорило ему, что Петя сейчас сидит дома), по телефону разговоры такого рода тоже не принесут удачи. Тут Гриша вспомнил, что Марья Григорьевна хлеб для утреннего завтрака предусмотрительно покупает вечером. Помня, когда она может выйти из дома, Гриша стал ожидать ее у подъезда. Марья Григорьевна, показалось Грише, не удивилась его ожиданию и только посмотрела на него печально-пристальным взглядом. Гриша немедленно рассказал Марье Григорьевне о поразивших его тревожных переменах в облике и поведении Пети, о безуспешных своих попытках узнать, какая беда приключилась с его другом детства, и о своих предчувствиях.

— Марья Григорьевна, простите… а с Галиной Петя виделся в эти дни?

— Разошлось ведь у них все…

— Вот оно что-о… Недаром у меня предчувствие было… Но из-за чего же все произошло?

— Гришенька!.. Не могу тебе пока ничего рассказать. Мне ведь тоже надо с мыслями собраться. Уж очень Пете тяжко и больно сейчас. Да и у меня, у матери, сам понимаешь, от таких дел тоже голова кругом идет… Потерпи, прошу, некоторое время.

О своем разговоре с Марьей Григорьевной Гриша сразу рассказал Матвею, Севе и Мише, «чибисов» к этой беседе, по его твердому убеждению, привлекать не следовало.

Но к концу недели даже туговатые на понимание близнецы заметили что-то необычное в общем настроении и вдруг забеспокоились. Анатолий, всегда более предприимчивый, чем Сергей, недоуменно спросил Мишу Рогова:

— Что такое? Все как воды в рот набрали, лишнее слово сказать боятся.

— Работа ответственная, болтать некогда, — с серьезным видом ответил Миша.

Медлительный Сергей, всегда следуя за братом, робко предположил:

— Может, у Пети Мельникова неприятность какая?

— Н-ну… Откуда ей взяться?.. — И Миша вдруг заторопился, будто за инструментом.

Недоверчивый Анатолий, проводив его взглядом, приметил, что никакого инструмента Миша не взял, а только, для виду потолкавшись у верстака, вернулся на свое место.

«Врет! — встревожился Анатолий. — Прикидывается!»

В столовой, ожидая, пока приостынет жирный борщ, близнецы успели составить свое «мнение насчет обстановки» в бригаде: произошла какая-то неприятность, и наверняка с Мельниковым, но от них, «чибисов», все скрывают.

— Этот номер им не пройдет! — задиристо говорил Анатолий. — Мы не какие-нибудь пришлые, с улицы, мы приглашенные в бригаду… Извольте нам все-все открыть!.. Мы не позволим водить себя за нос!

— Уж это да! — поддержал Сергей. — В дураках ходить не желаем, не на тех напали!

Шагая по просторному центральному коридору, Анатолий приказывал брату:

— Чуть что в бригаде заметишь — заруби себе на носу!

Сергей в ответ постучал пальцем по своему короткому носу, что означало: будь спокоен, не забуду.

— Нас с тобой двое, а их пятеро, им, конечно, обвести вокруг пальца ничего не стоит, — заключил напоследок Анатолий. — Но помни, Сережка, нам надо всегда быть начеку и не доверять этим пятерым, нипочем не доверять!.. Обещаешь?

— Да, да! — горячо сказал Сергей со всей преданностью братской кровной любви.

Вскоре братьям довелось испытать даже немалое удовлетворение, еще сильнее убедившее их, как полезно «нипочем не доверять».

Однажды на участке неожиданно появился Трубкин. Еле кивнув всем, он, загадочно улыбаясь, обошел участок работ и, направляясь к выходу, подошел к большому столу, где раскладывались чертежи и всякого рода записи и документы по прохождению работ. Увидев у стола Петю Мельникова, Трубкин, как-то вильнув всей своей небольшой, полнеющей фигуркой в безукоризненном бежевом костюме, хотел было повернуть назад. Но Петя уже увидел его, круто вздрогнул, выпрямился, как туго натянутая струна, и устремил навстречу Трубкину синий пламень безбоязненно горящего взгляда. Побелевшие, сведенные дрожью губы его, казалось, готовы были яростно разомкнуться, чтобы считанные секунды напряженной тишины взорвали не многие, но громом разящие слова. А Трубкин, будто уже заранее зная их, вдруг быстро подался вправо, ближе к распахнутой двери и в два шага очутился в коридоре.

Гриша, отчаянно вскрикнув, рванулся вперед, словно для прыжка, но его остановил глухой голос Пети:

— Не надо… не стоит…

Матвей, Сева и Миша, потрясенные бурным безмолвием этой краткой встречи, ошеломленно смотрели на Петю.

— Что… что это такое? Зачем он приходил? Почему убежал? — залпом спросил Гриша.

Но внутренний взрыв уже обессилил Петю: опустив плечи и тяжело дыша, он дрожащей рукой вытирал холодный пот на лбу.

— Потом… не могу…

Никто больше не настаивал на ответе. Работа продолжалась.

Только «чибисы» все еще переглядывались, словно предчувствуя будущее торжество: они все поняли по-своему.

«Вот как дело-то оборачивается! — говорили их хитро подмигивающие друг другу взгляды. — Хорошо, что мы Мельникову не верили!.. Вот оно и вышло по-нашему!»

Из проходной они выбежали чуть ли не первыми, бойкие и говорливые, как раздурившиеся мальчишки, чтобы скорее без помех обсудить сегодняшний случай.

— Ка-ак он испугался-то, Мельников Петя! Аж побелел как бумага!.