Шрифт:
Они могли провести простофилю Шюслера, но его, Гитлера, не одурачишь, он их по запаху определяет и лукавому взгляду. Сионистская братва. Они могут как угодно замаскироваться: обрезать сальные пейсы, сбрить бороды, спрятать кривые волосатые ноги под дорогим костюмом, но сути своей, сути кровопийц, они скрыть не в состоянии. Их с головой выдают хитрые бегающие глаза цвета фиников. О! Как он ненавидел этих черноволосых паразитов, которые совершенно сознательно губят наших неопытных молодых светловолосых девушек, в результате чего мы теряем такие ценности, которые никогда не восстановим...
– Из какой же вы газеты, господа, позвольте узнать?..
– бесцеремонно перебил говорившего "братец Гитлер".
– Если вы представляете марксистов, то я с этими "товарищами" дел не имею...
Долговязый произнес слово "товарищи" на русский манер и с такой брезгливостью, с таким отвращением, будто выплюнул кусок тухлого мяса, который ему, вегетарианцу1, насильно затолкали в рот.
– Нет, что вы!
– отмахнулся седовласый, но вида моложавого, по-армейски подтянутого, с небольшим шрамом в виде светлой полоски над левой бровью.
Впрочем, все трое, как успел заметить шеф пропаганды, имели военную выправку, и взгляды их были жесткими, несмотря на старания выглядеть светскими, сугубо штатскими людьми. Это чувствовалось. Военный человек всегда отличит себе подобных среди штатского дерьма.
– ...что вы! Мы не марксисты и уж тем более не коммунисты. Мы... как бы это сказать...
Седовласый покосился на делопроизводителя.
– Вы, кажется, торопились в редакцию? Мы хотели бы поговорить с герром Гитлером приватно.
– Ах, да!
– спохватился Шюслер и, взявши портфель, стал набивать его папками с бумагами.
– Вот, Адольф, хорошо, что ты пришел... тогда я не буду запирать... Мне надо заглянуть в общество "Туле", потом кое-куда отнести "Протоколы сионских мудрецов". Оттуда заскочу в "Мюнхенер беобахтер". Занесу твою статью...
– Какую статью?
– Ну, эту... "Мировой Татарин и Вечный Жид".
– Разве ты ее еще не отдал?!
– Гитлер судорожно сцепил руки и аж подпрыгнул от нетерпения. Все-таки ему было трудно сдерживать свою кипучую натуру. Он искренне не понимал людей, которые в виду ясной цели могут так безответственно лентяйничать и преступно тянуть резину... Это про них поговорка: "Морген, морген, нур нихт хойте, загте аллес фаулер лёйте".
– А где печать?
– спросил агитатор.
– Какая печать?
– обомлел Шюслер.
– Круглая печать партии!!!
– А-а-а, там, в левом верхнем ящике стола.
– Как - стола? Почему - стола? Ведь я просил держать печать в сейфе, ведь это самое ценное, что у нас есть!
– Я думал, что самое ценное - это люди, - обиделся соратник.
– Да что ты с ней носишься?.. Вчера Харрер заходил, увидел печать, смеялся: "Гитлер забюрократился".
– Хорошо смеется тот, кто все делает всерьёз, - мстительно ответил шеф пропаганды.
Гитлер достал печать, с нежностью подышал на нее и запер в несгораемый шкаф, потом закончил разнос нерадивому работнику:
– И, наконец, прошу тебя, будь аккуратен! У нас нет уборщицы. Везде у тебя листы разбросаны. Ведь невозможно же работать в таком свинарнике, меня это сбивает!.. Как можно правильно мыслить, если бумаги валяются поперек и кверху ногами. Тогда ведь и мыслить будешь кверху ногами. Отсюда все наши беды.
– Ты же говорил, что наши беды от засилья евреев, - возразил фронтовой друг.
– Разумеется, они - главный наш враг. Но своим разгильдяйством мы льем воду на мельницу мирового еврейства.
– Прости, совсем замотался, - ответил камрад.
– Мне одному везде не успеть. Я и делопроизводитель, я секретарь-машинист, я и курьер, и этот, как его... Хорошо, хорошо, бегу!..
Тут зазвонил телефон - допотопный, чудовищный монстр, на взгляд странной троицы.