Костяшки ее пальцев так белеют, что мне кажется ещё немного и я услышу хруст суставов.

– Очевиден для всех, но, похоже, не для Вериного брата. Не знаю повлиял ли мой отказ на дальнейшие события или нет… это навсегда останется для меня тайной. А дальше было то, что было…

С силой впиваюсь ногтями в ладонь. Я уже знаю, догадываюсь о том, как появилась на свет. От этого так тошно, что внутри все скручивается в тугой болезненный узел. Мне откровенно страшно слышать продолжение маминой истории, но это необходимо. Травмирующий опыт оказал огромное влияние на мамину жизнь и не только на её. Я понимаю, что это признание – крик о помощи! Ей нужна поддержка, любовь и забота. Она устала молчать.

Я ей нужна! И я буду рядом, как бы для меня самой это ни было разрушительно.

Поднявшись с дивана, плеснув воды в стакан, мягко подношу его к губам мамы. Её так трясёт, что зубы со стуком ударяются о край стакана.

– Он пробрался ночью в дом, – вытерев губы тыльной стороны ладони, она мужественно продолжает. – Влез через окно в мою спальню. Я что-то кричала, плакала, просила, чтобы он оставил меня в покое, но ноги и руки были, как ватные.

В голубых глазах стоит такой ужас, что я понимаю: мама ничего не забыла. А разве такое забудешь?!

– Когда это подонок срывал с меня одежду, я от ужаса и нервного шока просто отключилась, – прижимает подушечки пальцев к вискам и с силой давит на них. – Пришла в себя – ночь, я совершенно обнажённая, простыни в крови… – болезненная гримаса кривит тонкие черты лица мамы. – Конечно, я поняла, что произошло, – её прерывающийся голос звучит обречённо и потеряно. – И, естественно, испугалась. Я росла в очень правильной семье, Катя, – поднимает взгляд хрустально-голубых глаз, ища в моем лице хоть каплю понимания. – Папа и мама оба из высшего общества, строгие иногда до абсурда. Как они меня вообще одну оставили, до сих пор не понимаю. В восемнадцать лет я ещё была девочкой, кроме Бориса ни с одним мужчиной на свидание не ходила. Мама говорила: “Дочь, сначала образование, а уже потом шуры-муры!” А тут такое… Для меня это была катастрофа… шок, конец света. Если бы меня не нашла Вера, скорее всего, я бы не выжила. Столько крови… Я долгое время не хотела в это верить. Это было так стыдно. Так, что я просто провалилась в глубочайшую депрессию. И, возможно, я никому бы об этом не рассказала, если бы через несколько недель не выяснилось, что я беременна.

Мне страшно задавать вопросы. Их так много! Но один особенно не даёт мне спокойно дышать. Как же мама решилась родить меня?! Должно быть, по влажным от слез глазам все видно, потому что мама отвечает на мой безмолвный вопрос:

– Скрывать не буду, доченька, решение рожать за меня принял отец.

Сжимаю сильнее руку мамы. Хочу, чтобы она понимала: я ни в чем ее не виню. В этой ситуации она – жертва!

– Сыграли свою роль группа крови и резус-фактор. Первый же аборт мог закончиться для меня бесплодием. Самым болезненным и горьким для меня оказалось то, что мать и отец до конца так и не поверили в изнасилование. Они считали, что я просто «оторвалась», пока они были вдали от дома. На робкое предложение матери подать в суд на подонка, чтобы провести анализ ДНК и заставить выплачивать алименты, отец отреагировал резко: «В семье Якубовских не будет позора!» Иногда мне кажется, то, что со мной произошло – это разрушило Бориса изнутри. Вместо весёлой невинной девушки, которая искренне радовалась жизни, он получил запуганного зверька, боящегося даже своей тени. Но, тем не менее, на семейном совете было принято решение: свадьба с Борисом Зиминым будет как можно скорее.

Глава 87

Катя

Мамино лицо покрывается пятнами, будто она всё заново переживает.

– Время шло. Ни одно УЗИ не показывало мне пол ребенка, – громко шмыгнув, она вытирает влагу, собравшуюся под тонким аристократическим носом. – Помню, я ужасно боялась, что родится мальчик и… что он будет похож на него. Поэтому, когда после родов доктор сообщил мне: «Ну, что, мамочка, знакомься с дочкой!» на какой-то момент мне даже стало легче. Девочка – это лучшее, что могло быть. Когда я прижала впервые тебя к груди, поразилась. Никакого отвращения! Все девять месяцев я ощущала себя полным ничтожеством, как будто насильник отнял всё, что у меня было хорошего. Это было ужасно. Но когда ты родилась, было чувство, что добро победило зло. Когда я увидела твоё личико – это был самый прекрасный момент в моей жизни. Ты выглядела такой маленькой. К тому же, ты была копией меня, даже волосы светлые, как и у меня.

Именно тогда ко мне пришло осознание: нам придётся научиться жить друг с другом. Мне не потребовалось много времени, чтобы осознать, что я люблю тебя, Катенька.

Я старалась быть хорошей мамой, строгой, чтобы с тобой ничего не случилось, – мама болезненно всхлипывает. – Наверное, у меня это плохо вышло. Прости, доченька!

– Не правда! – выходит с надрывом, потому что я даже ни на секунду не могу представить то, что пришлось пережить маме. А ведь я росла у неё на глазах, и наверняка напоминала ей ни раз того подонка своей мимикой, чертами лица… Все эти годы! – Боже! Мама, а этот… – с трудом нахожу определение этому животному, что надругалось над мой матерью, – преступник… он…?

Облизнув пересохшие губы, мама с видимым трудом, отвечает:

– Твой биологический отец отбывает в заключении срок сразу по нескольким уголовным статьям, среди которых изнасилование. Борис сделал всё, чтобы он понёс справедливое наказание. В лучшем случае он выйдет на свободу через двенадцать лет. Вряд ли кто-то будет встречать его у ворот колонии. Этот человек разрушил мою жизнь, а Борис… Он вытащил меня из апатии, чёрной депрессии, полной потери вкуса к жизни. Суд прошёл. Мы поженились сразу же уехали в свадебное путешествие. Да, меня ещё долго мучали страхи и… Но его забота и любовь – они мне помогли. Правда длилось это не долго.

Ободряюще сжимаю ладонь мамы.

– Сама понимаешь, мир не без добрых людей, – саркастически усмехается мама. – Принести неприятные новости для некоторых – особый вид удовольствия. Как оказалось, до встречи со мной у Бориса были отношения с женщиной, – мама делает паузу, добавляя нехотя, – продолжительные отношения. Как он клялся всё уже в далеком прошлом. Я отпустила ситуацию, но представь весь масштаб моей трагедии, когда я узнала, что его бывшая любовница до сих пор живёт на ранчо! – мама опускает глаза, прикусывая с силой губу. – На нашей земле! – расправив платок, промокает слёзы, комкая пальцами ни в чём не повинный клочок ткани, и продолжает: – А еще мать Бориса… Она очень хорошо относилась к этой женщине. Это не могло меня не задевать. Казалось, что этим меня предали. Ведь я… я – законная супруга! Моя психика буквально пошатнулась. Ведь я рассчитывала на поддержку свекрови. Всеми правдами и неправдами, но я заставила Бориса переехать на ранчо. Хотелось посмотреть на эту женщину! – в голубых глазах блестит затаённая боль. – И день и ночь меня жгла мысль: почему он ей позволяет там жить? Почему он не сказал ей собрать вещи? Почему не приказал покинуть ранчо? Почему?!